Приключения Пиноккио

— Это можно… Держите меня оба за хвост покрепче. В пять минут будем на берегу. А я ведь тоже удрал вслед за вами… Хо-хо-хо…

Пиноккио и Карло не заставили себя упрашивать, и крепко уцепились за хвост доброй рыбы, а затем, чтобы было удобнее, перебрались к ней на спину.

Но вот — наконец — и берег. Пиноккио первым соскочил на песок и в восторге закричал:

— Позволь мне расцеловать тебя, миленький Тонно!

Тонно высунул морду из воды и тотчас же после поцелуя сконфуженно нырнул в воду. Он не привык к таким нежностям.

Пиноккио становится мальчиком

— Куда же теперь мы пойдем? — спросил Карло.

— Пойдем, попросимся у кого-нибудь отдохнуть и обсушиться.

Не прошли они и сотни шагов, как посреди улицы им попались два жалких нищих, выпрашивающих милостыню у прохожих. Это были Лиса и Кот. Но их и узнать то было трудно. Кот прежде только притворялся слепым, а теперь ослеп на самом деле. Лису разбил паралич, и она была даже без хвоста, — продала его однажды старьевщику в черный, голодный день.

— Пиноккио, дорогой мой! Подай милостыньку двум несчастным калекам! — запела Лиса, протягивая облезлую лапу.

— Проходите, обманщики! — сурово ответил Пиноккио. — Скажите спасибо, что в участок вас не отведу за ваши проделки…

Пиноккио и Карло продолжали путь, пока не увидали вдали жилье. Это была маленькая хорошенькая избушка с черепичной крышей, очень приветливая с виду. Беглецы постучались в дверь.

— Кто там? — спросил изнутри голосок.

— Несчастные путники без крова и хлеба, — ответил Пиноккио.

— Войдите. Дверь не заперта. Они вошли. Никого.

— А где же хозяин? — спросил Карло.

— Я здесь, — ответил тот же голосок с потолка.

Пиноккио поднял голову и увидал сидящего на балке Говорящего Сверчка.

— Дорогой Сверчок, ты жив, значит?

— Ага, теперь ты называешь меня «дорогим», а помнишь, как запустил мне в голову молотком.

— Ах, все это верно, — вздохнул Пиноккио. — Виноват я перед тобой… Прогони нас, мы уйдем.

— Я не помню зла, — ответил Сверчок. — Оставайтесь, располагайтесь, как дома.

— Это твой дом? — спросил Пиноккио.

— Мой собственный.

— Кто его тебе подарил?

— Волшебница…

Пиноккио подскочил, как ужаленный:

— Где она сейчас? Она придет сюда?

— Нет, она никогда больше не вернется. Она уехала. Когда уезжала — все вздыхала печально, повторяла! «Бедный, бедный Пиноккио! Я не увижу его больше никогда. Его проглотила акула».

Пиноккио горько заплакал. Выплакавшись, он вытер глаза, постлал для папы Карло соломки на лавку и спросил Говорящего Сверчка:

— Где бы тут достать стаканчик молока?

— Версты три отсюда живет молочник Гвидо, сбегай к нему.

Пиноккио побежал, но молочник даром молока дать не захотел.

— Деньги заплати. Три сольдо!

— Но у меня нет ни гроша!

— А у меня нет молока!..

Пиноккио повесил голову, пошел, еле передвигая ноги.

— Постой! — остановил его молочник. — Ты умеешь вертеть колодезное колесо?

— Умею.

— Так вот, — ты будешь ходить и вертеть колесо, а я буду считать ведра. Когда будет начерпано сто ведер, дам тебе молока.

— Ладно!

Молочник повел Пиноккио в огород и научил вертеть колесо. Пиноккио вертел его, обливаясь потом, а молочник рассказывал:

— Раньше у меня это делал осел, а теперь он, кажется, собирается сдохнуть.

— Позвольте посмотреть на него.

— Пойди, пожалуй, посмотри.

В стойле лежал при последнем издыхании изнуренный голодом и непосильной работой осел.

Пиноккио пристально посмотрел ему в глаза: осел был знакомый… ужасно даже знакомый…

— Как тебя зовут, — спросил он, нагибаясь к бедняге.

— Фи-ти-лек! — промычал несчастный.

Закрыл глаза и вздохнул глубоко в последний раз.

— Бедный Фитилек! — прошептал Пиноккио, вытирая рукавом слезы.

— Ты плачешь об осле, который тебе не стоит ни гроша, а что же я должен делать, — у меня денежки пропали, — сказал молочник.

— Я плачу, потому что это мой друг.

— Что? Это осел то твой друг?

— Ну да, школьный товарищ.

— Как-как? — захохотал молочник. — Школьный товарищ? Это осел-то? Хороша была школа!

Пиноккио не сказал больше ни слова, взял молоко и побежал к отцу. С этого дня в течение пяти месяцев он бегал на ферму каждое утро на рассвете и вертел колесо за стакан молока. В свободное время днем он плел корзиночки на продажу. По вечерам учился, читал и писал. Не было чернил, — макал гусиное перо в вишневый сок, и выходило очень хорошо.

Однажды утром он сказал папе Карло:

— Пойду сегодня на рынок, хочу купить курточку, шапку и сапоги. Когда вернусь, ты меня и не узнаешь!

Когда Пиноккио вприпрыжку бежал на базар, его окликнули:

— Пиноккио!

Он остановился. Большая улитка, шевеля рогами, сидела на плетне.

— Не узнаешь?

— Нет… Что-то не припоминаю.

— А помнишь Улитку, которая отворила тебе дверь в домике Волшебницы.

— Вспомнил! Вспомнил! А где Волшебница?… Она уехала?… Делеко? Вспоминает ли меня? Увижу я ее когда-нибудь?

На все эти вопросы Улитка ответила, как и подобает, совсем не спеша:

— Волшебница очень обеднела и лежит сейчас в больнице. У нее нет ни сольдо, даже есть нечего.