Приключения среди муравьев. Путешествие по земному шару с триллионами суперорганизмов

К третьему дню наблюдения за ними сабы стали поражать меня своей странностью[204]. Если муравьи-кочевники и питались при случае фруктами или трупами, все же они в основном были хищниками. Популярность кухонной раковины (которая с ее кухонными отходами предлагала им еду на выбор) среди сабов намекала, что они неутомимые мусорщики. Более того, когда бы они ни встречали живую дичь, даже слабую, они убивали ее неуклюже. Полудохлые мухи, которых я прихлопывал у себя на шее, умудрялись уползти на свободу, а на них безуспешно одновременно висели всего один-два рабочих. Сабы были успешнее, когда их численность возрастала: одна здоровая муха по ошибке села на оживленную колонну рабочих и была схвачена – пример того, что дорога может случайно послужить ловушкой. Сабы также отличались от прочих кочевников тем, что редко подвешивали еду, будь то рисовое зернышко или насекомое, под своим телом. Вместо этого группами до 6 особей они несли еду между собой, хватаясь за нее под разными углами в манере других видов муравьев. Возможно, что стандартный протокол муравьев-кочевников плохо работает в тесных подземельях, где в норме фуражируют сабы.

Настоящим сюрпризом было то, что этот вид, похоже, не фуражировал массово, по крайней мере ему не было свойственно быстрое и сплоченное продвижение первопроходцев, как у других групп муравьев-кочевников, например у плотно построенных laevigatus Стефани. Возможно, это и есть причина, по которой сабы неэффективно ловят добычу. Еще бы, рабочие медленно – больше двух часов – распространяются от дырки в земле или от одной из их дорог, пока не рассеются на пространстве в 30 сантиметров или больше от места старта. Когда они искали добычу в последующие часы, некоторые отходили на расстояние 10 сантиметров от своих соседей – далеко относительно их размеров и медлительных движений. Отупляющая при документировании, эта деятельность не предполагала рейдов или каких-либо других регулярных продвижений.

У рабочих, однако, не было проблем с координацией сбора продовольствия. Вскоре после того, как я бросил дохлого сверчка перед одиноким муравьем, образовалась сильная колонна. Но это поведение было больше похоже на то, что я бы ожидал от самых обычных муравьев, чем от кочевников, мобилизованных к съедобным кусочкам в процессе наступления плотного рейда. Возможно, эту схему трудно вычленить из всей деятельности, но, чтобы увидеть мобилизацию у видов, ходящих роем, как rubellus, лучше всего найти рабочего, случайно отделившегося от соседей, может быть, среди отставших от рейда или патрулирующих у тропы. Бросьте насекомое перед таким муравьем – и он забегает петлями, выпуская феромоны, заставляющие ближайших муравьев петлять таким же образом, пока они не соберутся у добычи[205]. Колонна муравьев спешно протягивается к жертве и рвет ее на части[206]. Насыпая в раковину дохлых насекомых, по одному или помногу, я обнаружил не только то, что сабы мобилизуют помощников куда менее взрывным образом, чем их родственники-кочевники, но еще и то, что они не делают этого во время приближения рейда.

Муравьи-кочевники подземного вида (сабы) на полевой станции Гашака, Нигерия, фуражировали на кухонных отходах. Этот камешек, который они тащат, скользкий от растительного масла

Если бы нигерийские сабы не принадлежали к одному из подсемейств муравьев-кочевников, я бы на них второй раз и не взглянул. В конце концов, у многих муравьев есть фуражировочные паттерны, при которых много независимых рабочих «диффундируют» наружу с троп или выходов из гнезда, пролагая мобилизационные следы, когда находят новую еду.

Это навело на мысль о Pheidologeton affinis, таком же невзрачном и частично подземном муравье, которого я изучал несколькими годами ранее на полевой станции Гомбак на материковой Малайзии[207]. Я тогда надеялся заметить рейды у этих affinis, так как это двоюродные братья муравьев-мародеров, моих Pheidologeton diversus. В Гомбаке, в доме на лесной поляне, я жил на растворимой лапше, приготовленной в помещении без электричества. На мою керосиновую лампу каждый вечер, когда я писал заметки, пикировали летучие мыши. Моя одежда, постиранная в ведре на задворках, никогда полностью не просыхала, отчего все мое имущество имело запах плесени. На одной неделе кухонный кран выдавал лишь тонкую струйку воды, мерзкой на вкус. Короткое расследование вывело меня на труп змеи, закупоривший трубу цистерны на крыше. Чувствуя тошноту, я сел на крыльцо и стал смотреть на муравьев affinis, появлявшихся из норок в почве около ступенек и ползущих дальше несколькими извивающимися колоннами, расширяющимися на часть лужайки.