Приключения Тигрового кота

Трильон кивнула. Пангур неловко спрыгнул с каменной эстрады. Джесс и кошки Крессиды направились за ним; спотыкаясь на ходу, они упорно стремились к кустам ежевики на краю двора.

— Эй, вы ничего не забыли? — крикнул им вслед Ханратти.

Он стоял, покачиваясь, на краю возвышения, один его глаз распух, шерсть была растрепана.

Пангур оглянулся и напрягся, ожидая нападения. Ханратти посмотрел на брата. Он дышал тяжело, но уже медленно втягивал когти в лапы. Откашлявшись, он сказал:

— Вы забыли о нас. Мы вам поможем. — Он спрыгнул с эстрады. — Этого Мати нужно отыскать, а его врага разбить. Помогая Са, я даже не догадывался… Нас обманули. А ты можешь включить нас в свою армию.

Пангур моргнул. Открыл рот, но довольно долго молчал. Наконец пробормотал:

— Спасибо, брат.

И они вместе повели свои стаи под кусты ежевики.

Мати открыл глаза, и краски вернулись. Мифос ослабил хватку и слегка отстранился. На его шее висел Бинжакс.

— Беги, Мати… я его задержу! — выдохнул Бинжакс.

— Ты? — изумленно воскликнул Мати, не веря тому, что его злейший враг ему помогает.

— Я перед тобой в долгу, забыл? Удирай скорее!

Мати вскочил на лапы, бросился к вишневым деревьям и в путаницу катакомб. Мифос зарычал и с силой дернул головой, отшвырнув Бинжакса в окружавшие их кусты. Бинжакс задохнулся.

— Глупец! Думаешь, сможешь меня удержать? — Мифос засмеялся низким, хриплым голосом. — Никто меня не удержит!

Он повернулся к катакомбам, и вокруг него волной разлетелась вонь.

Бинжакс беспомощно наблюдал за ним, пытаясь восстановить дыхание. И когда Мифос дошел до входа в катакомбы, Бинжакс поднял тревогу — низко протяжно завыл.

В глубине подземных ходов Мати услышал лишь слабое гудение. Он помчался по темным коридорам и тут же заблудился; инстинкт подталкивал его к бегству без остановки. Потом он услышал это — скрежет длинных когтей Мифоса по полу туннеля, сначала слабый, потом все более громкий. Мати прополз через узкую щель, сквозь которую не пролезла бы ни одна взрослая кошка, и очутился в широком подземном помещении. Воздух здесь был затхлым, разреженным. Вдали Мати слышал топот лап, и наконец длинные острые когти заскреблись в узкий проход. Паника не оставляла Мати, волнами проносясь по его телу. Он тяжело сглотнул и сосредоточился на том, чтобы восстановить свои ощущения, обострить инстинкты. И молча ждал, пока царапанье не прекратилось. Прижав уши и ощетинив усы, Мати замер.

Мифос тоже умолк по другую сторону прохода. А потом Мати услышал тихий напев, от которого его пробрало холодом:

Ха-атта, Ха-атта, Са могут видеть насквозь,
Харакар, Харакар, приблизь нас к себе,
Потяни нас назад, потяни нас внутрь,
Темнота, Харакар, хаос, Харакар…

«Он собирается войти во Фьяней, — в отчаянии подумал Мати. — Он хочет поймать меня там, как уже это делал!»

Через несколько мгновений Мати почувствовал, как полусон зовет его, нашептывает ему на ухо, гудит в его лапах… Жар поднялся от пола катакомб. В полусне никакие стены не остановят Мифоса, никакие физические законы не подействуют на него. Он сможет проскользнуть сквозь любую дверь, он в один момент схватит Мати, его будет не остановить. Но хотя Мати чувствовал это, его мысли путались. Он уже начал погружаться в пространство перед сном, двигаться по дороге к полусну…

«Нет! — подумал Мати. — Я не войду во Фьяней, когда он ждет меня там… он не схватит меня!»

Мати резко очнулся, с силой встряхнул головой. Гудение в лапах затихло, голоса из полусна умолкли. И Мифос молчал, перестал напевать — он вернулся в физический мир. Сквозь стук собственного сердца Мати ощутил разочарование кота, в горле того кипели ругательства и проклятия, но они не превращались в слова, просто ярость трещала вокруг него, как электрические искры на шкуре.

«Все бесполезно, — уныло подумал Мати, — он ведь все равно не отступит. Здесь или во Фьянее он будет вечно преследовать меня».

Немного погодя Мати услышал тихий металлический скрип лап Мифоса по полу катакомб. Скрип удалялся. Мати всмотрелся в темное помещение. И пополз под низким потолком, ища другой выход.

Мифос появился возле вишневых деревьев, когда кошки Крессиды и Канкса подошли к рыночной площади. Числом около сорока, они замерли, выстроившись в полукруг. Чужак сел, всматриваясь в них. Он был крупнее любой обычной кошки, со светлым мехом и коричневыми пятнами на спине, с костлявой мордой и выпученными желтыми глазами. От него исходили резкие, ощутимые волны опасности и силы. Линии его рта были жестокими, и он то ли ухмылялся, то ли готов был угрожающе зарычать. Два вожака, Пангур и Ханратти, тревожно переглянулись.

Пару мгновений все молчали. Темнота, чернее любого ночного неба, опустилась на рыночную площадь. И с темнотой возникли зловещая тишина и отвратительная вонь, похожая на смрад тухлых яиц.

Молчание нарушил Бинжакс. Он подбежал к Пангуру, смущенно глянул на Ханратти и наконец обратился сразу к ним обоим:

— Он пришел за Мати!