Приключения Тома Сойера

– Вроде… Похоже, будто свинья хрюкает… Или нет – кто-то храпит.

– Точно – храпит. А где это, Гек?

– По-моему, вон там, в дальнем конце. Точно. Бывало, отец там ночевал вместе со свиньями; только, храни Господь, он так храпит, что того и гляди крышу снесет. Да его и в городе-то нет, он говорил, что не собирается возвращаться.

Страсть к приключениям вновь проснулась в них.

– Пойдем глянем. Или боишься?

– Что-то не тянет, Том. А вдруг это индеец Джо?

Тут Том струхнул. Однако скоро любопытство взяло верх, и они решились-таки поглядеть, заранее сговорившись задать стрекача, если храп прервется. Ступая на цыпочках, оба стали подкрадываться к спящему. Том шел впереди, а Гек малость приотстал. Оставалось еще шагов пять, когда Том наступил в темноте на какую-то палку, и та с треском сломалась. Человек застонал, перевернулся на спину, и луч луны упал на его лицо. Это был Мэф Поттер. Поначалу, когда он зашевелился, сердце у мальчиков упало, но тут все их страхи мигом испарились.

Все так же на цыпочках они выбрались за полуразрушенную ограду и остановились, чтобы обменяться на прощание несколькими словами. И тут снова раздался леденящий душу вой. Оглянувшись, они увидели, что какая-то собака стоит всего в нескольких шагах от того места, где храпел Мэф Поттер, и воет, задрав голову.

– О Господи! Так это она на него! – в один голос произнесли оба.

– Слышь, Том, говорят, бродячая собака вот так же в полночь выла у дома Джонни Миллера недели две назад и в тот же вечер козодой сел на крыльце и запел. А ведь у них до сих пор все живы.

– Да знаю я. И что с того, что живы? А помнишь, как Грэйси Миллер в ближайшую субботу оступилась, упала в очаг на кухне и жутко обожглась?

– Но ведь не померла! Говорят, даже пошла на поправку.

– Это мы еще посмотрим. Ее песенка все равно спета, рано или поздно помрет, и Мэф Поттер тоже. Уж если негры так говорят, Гек, я верю, они в этих делах разбираются.

На этом они и разошлись, крепко призадумавшись.

Когда Том влез в окно спальни, на востоке уже светлело. Бесшумно раздевшись, он забрался в постель и моментально уснул, успев поздравить себя с тем, что никто не пронюхал о его ночной вылазке. Откуда ему было знать, что вроде бы мирно похрапывающий Сид не спит уже больше часа.

К тому моменту, когда Том проснулся, Сида уже не было в комнате. По тому, как ярко светило солнце и как прогрелся воздух, чувствовалось, что уже не рано. Том удивился. С какой это стати его не будили и не приставали к нему, как обычно? Эта мысль породила в его душе самые мрачные предчувствия. Он оделся и сошел вниз, чувствуя себя разбитым и сонным. Вся семья сидела за столом, но с завтраком уже было покончено. Ни единого упрека, однако все почему-то избегали смотреть на него, и от этого уклончивого молчания у преступника похолодела спина. Он уселся на свое место как ни в чем не бывало, стараясь казаться веселым, но из этого ничего не вышло – ни единого приветливого слова, ни одной улыбки, и вскоре язык у Тома прилип к нёбу, а сердце упало и заколотилось где-то в желудке.

Когда он поел, тетушка поманила его к себе, и Том обрадовался, решив, что дело кончится обычной поркой, но он ошибся. Тетя Полли расплакалась и начала с вопроса, до каких пор он будет так сокрушать ее старое сердце, а закончила советом и дальше продолжать в том же духе – пусть погубит свою душу, а старуху, то есть ее, загонит в могилу. Еще она добавила: раз его уже не исправить, нечего и последние силы на это тратить. Порка по сравнению с этим казалась детской забавой. Душа у Тома заныла, и в конце концов он и сам разревелся и стал просить прощения, клялся исправиться, а когда был отпущен на волю, ясно сознавал, что прощения не получил и веры ему нет ни на грош.

Он ушел от тетушки таким несчастным, что ему и думать не хотелось о мести Сиду, поэтому поспешное отступление этого начинающего Иуды через заднюю калитку оказалось совершенно ни к чему. В школу Том явился в мрачном и угрюмом расположении духа, тут же был наказан вместе с Джо Харпером за то, что накануне сбежал с уроков, и вынес порку с видом человека, сраженного семейным несчастьем и совершенно равнодушного к мелким неприятностям. Затем он вернулся на свое место, уселся за парту и, положив подбородок на сцепленные руки, уткнулся взглядом в стену. При этом на лице у него было каменное выражение мученика, страдания которого достигли последнего предела. Так он и сидел, пока не почувствовал под локтем что-то твердое.

Прошло немало времени, прежде чем Том медленно и со вздохом передвинул локоть и взглянул на досадную помеху. Это был небольшой предмет, завернутый в бумажку. Том развернул ее. За этим последовал еще один невыносимо долгий вздох – и сердце его окончательно разбилось. Там была медная шишечка от треножника. Та самая.

Соломинка сломала спину верблюда.

Глава 11