Когда окончательно стемнело, Гек начал клевать носом, а вскоре и захрапел. За ним уснул Джо. Не спалось только Тому. Некоторое время он лежал неподвижно, опираясь на локоть и пристально глядя на обоих своих товарищей. Затем осторожно встал на четвереньки и принялся шарить в траве – там, куда падал неровный свет костра. Вскоре он отыскал два тонких и мягких куска белой платановой коры и, став на колени перед огнем, что-то нацарапал суриком на них, потом один свернул в трубку и сунул в шляпу Джо, слегка отодвинув ее от хозяина. Еще он положил в эту шляпу бесценные сокровища – кусок мела, резиновый мячик, три рыболовных крючка и один шарик – из тех, которые считались настоящими хрустальными.
Покончив с этим, Том поднялся и углубился в чащу. Он двигался на цыпочках, стараясь ступать бесшумно, до тех пор, пока не отошел так далеко, что его шаги вряд ли могли разбудить спящих, и только тогда пустился бежать прямо к песчаной отмели.
Глава 15
Не прошло и нескольких минут, как Том уже брел по мелководью через протоку, переправляясь на иллинойский берег – противоположный тому, на котором стоял их городок. Он успел одолеть больше половины пути, прежде чем вода дошла ему до пояса, но течение здесь было слишком сильным и не позволяло двигаться вброд дальше. Том уверенно пустился вплавь – оставалась какая-то сотня ярдов, но плыть пришлось против течения, наискось, и его сносило вниз намного быстрее, чем он предполагал. В конце концов он добрался до берега и вышел из воды.
Первым делом он сунул руку в карман насквозь промокшей куртки и удостоверился, что кусок платановой коры цел, а затем зашагал через лес, стараясь держаться как можно ближе к берегу. Вода текла с него ручьями, но от быстрой ходьбы Том разогрелся, и постепенно рубаха и штаны начали просыхать. Не было и десяти часов, когда он вышел из чащи на голый склон как раз напротив городка и обнаружил, что пароходик, служивший местным жителям паромом, стоит под высоким берегом в глубокой тени деревьев.
Вокруг все было спокойно, только звезды перемигивались в фиолетовом небе. С величайшей осторожностью, то и дело озираясь, Том спустился с обрыва, бесшумно скользнул в воду, подплыл к пароходику и забрался в челнок, привязанный под самой кормой. Там он забился под кормовую лавку, отдышался и стал терпеливо ждать.
Скоро раздался удар надтреснутого колокола и хриплый голос отдал команду: «Отваливай!» Запыхтела машина, челнок закачался, а затем его нос поднялся на волне, разведенной пароходиком. Тому оставалось только радоваться своей удаче – это был последний рейс на сегодня. Прошло долгих четверть часа, прежде чем колеса перестали молотить воду, и Том, бесшумно перевалившись через борт челнока, поплыл в темноте к берегу, до которого было совсем недалеко. Из воды он выбрался шагах в пятидесяти от причала, чтобы не наткнуться на припоздавших пассажиров.
Он вихрем пронесся по безлюдным переулкам и вскоре уже стоял перед забором с тыльной стороны их участка. Перемахнув через забор, Том подобрался к пристройке и осторожно заглянул в окно тетушкиной комнаты, потому что там горела свеча. Тетя Полли, Сид, Мэри и мать Джо Харпера сидели и о чем-то тихо беседовали. Все они находились в дальнем конце комнаты, а тетушкина кровать располагалась как раз между ними и дверью. Том подкрался к двери, попробовал щеколду, а затем осторожно нажал на нее, и дверь чуть-чуть приоткрылась. Он тихонько подтолкнул створку – дверь заскрипела, но щель стала достаточно широкой, чтобы он мог в нее проскользнуть. Тогда он опустился на четвереньки, просунул в щель голову и бесшумно пополз.
– Что это свечу задувает? – проговорила тетя Полли, и Том пополз быстрее. – Сквозит – должно быть, дверь отворилась. Ну да, так оно и есть. Поди, Сид, закрой.
Том как раз нырнул под кровать. Он полежал некоторое время без движения, переводя дух, потом подполз совсем близко к тете Полли – так, что мог бы дотронуться до ее домашней туфли.
– Да ведь говорила же я вам, – продолжила тетя Полли, – что ничего плохого в нем не было. Озорник, только и всего. Ну, рассеянность, ветер в голове, сами понимаете. Да и как спросить-то с него – все равно что с жеребенка. Никому он зла не хотел, а сердце у него было – чистое золото… – Тут тетя Полли заплакала и поведала про «болеутолитель» и разбитую сахарницу.
– Вот и мой Джо то же самое: вечно чего-нибудь натворит, в голове одни проказы, но добрый, ласковый… А я-то, да простит меня, дуру, милосердный Господь, взяла да и отлупцевала его за эти проклятые сливки! И совсем из головы вон, что я сама же их и выплеснула, потому что они скисли! Никогда я больше не увижу бедного моего мальчика… никогда, никогда!.. – И миссис Харпер захлебнулась рыданиями так, что было ясно: сердце у нее разрывается на части.