Приключения в Гран-Чако

Сейчас он почему-то немного завидовал охотнику.

Атмосфера приветливости, царившая вокруг костра, подействовала на него, и Джованни понял, что из шумного мира калеры он попал в тихую обитель людей, простых и любезных, вызывающих уважение к себе.

Голубой свет луны падал широкими полосами на поверхность густого подлеска на краю джунглей и смешивался с красноватым отсветом костра.

Старый дуплистый пень, брошенный в костер, превратился в раскаленное вещество; он затрещал, из трещин вылетело множество искр, а за ними длинный язык огня. Но пламя костра лишь на мгновенье заколебалось и снова рванулось вверх.

Освещенные отблесками огня мускулистые тени воинов лоснились. Было уже поздно, но никто из них не спешил лечь спать.

Джованни ощутил ту меру уважения, которое испытывало к Высокому Охотнику все селение: ведь все, кроме детей, бодрствовали у огня, чтобы проститься с Карай перед тем, как он отправится в путешествие, которое будет продолжаться только один день.

Выражения лиц у индейцев были уже не такие, какие он видел в калере, куда они пришли в страхе перед ягуаром. Сейчас они сидели неподвижно, как бронзовые статуи, и лишь время от времени отодвигались от пляшущих языков огня.

Около лагеря в большом кругу на раскаленных углях поджаривались гнезда термитов. Их обитатели испуганно метались по коридорам, из которых выбивались струйки дыма, сливавшиеся в густое белое облако, которое в кронах деревьев образовало свод, освещенный голубым светом луны.

Каждый был погружен в свои мысли. Никто не хотел нарушать тишину спящего леса, раздавался лишь треск сучьев в костре да писк москитов, попадавших и огонь. А неумолчный треск цикад создавал равномерный постоянный звуковой фон.

Духота и тишина настораживала человека. Ни один лист не шевелился в вершинах деревьев, лишь свет месяца дрожал, падая на клубы белого дыма. Здесь царила тишина леса, та странная тишина, которая была наполнена тысячами слабых звуков, образующих одни сплошной тон, который ухо охотника не замечало.

Лишь один звук заставил его тронуться с места.

Он выходил из чайника, поставленного у самых углей. Сначала тихое шипение, затем мгновенье тишины, и вдруг — все возрастающее бульканье.

Люди медленно начали сдвигаться к костру. С лиц сбегала задумчивость и исчезала странная отрешенность, уступая место улыбке.

Джованни следил за этой игрой тишины и проникался этим странным, но таким понятным молчанием.

Когда один из индейцев отставил чайник, чтобы всыпать в него заварку, над лесом понесся жалостный крик — длинный, отчаянный крик, который сжимает сердце и останавливает дыхание, крик, который нельзя забыть.

Потом настала тишина, и вдруг вопль — настоящий человеческий вопль — заставил всех вздрогнуть. В нем было столько боли, столько отчаяния, и он слышался так близко! По спине у Джованни пробежали мурашки. Невольно он схватился за оружие и вскочил на ноги.

Индейцы тоже вздрогнули. В их глазах появился ужас — и они медленно потянулись к своим копьям. Лишь некоторые из них продолжали сидеть неподвижно; задумчивость вернулась к ним, и они внимательно вглядывались в огонь.

Охотник наклонил карабин Джованни к земле, а вождь тихо произнес.

— Нас ждет несчастье — Урутау плачет.

— Кто такой Урутау? Что с ним? Надо помочь ему! — выкрикнул Джованни.

— Урутау нет. Он был. Это плачет его душа, и ей суждено плакать до тех пор, пока текут реки, — начал объяснять вождь. — Никто не может освободить его от этого проклятия, он сам захотел этого. Он был одним из наших предков. Много поколений умерло — его душа продолжает жить — она никогда не умрет и вечно будет плакать, за то что хотел счастья только для себя.

Джованни непонимающе смотрел на вождя, охотник молча улыбался Потом он произнес: «Вождь Кира расскажет Джованни об Урутау. Тогда мой приятель поймет все».

Вождь приосанился и начал рассказывать:

— Урутау был видный юноша, говорили старики, храбрейший из воинов, лучший из охотников. Его копье летело дальше всех, его стрела попадала в летящего колибри. На женщин он никогда не смотрел, их красота для него не существовала. Он, который не боялся когтей ягуара — много ягуаров убил — и который лишь смеялся над клыками дикого кабана, боялся взглядов молодых девушек.

Лишь одна остановила на себе его взгляд — Куната-ита, девушка из далекого селения в горах, красивейшая из женщин. Волосы у нее были чернее перьев ворона, тело ее благоухало ароматом больших речных цветов, глаза ей одолжила лань.

Когда в лесу в четвертый раз появилось много цветов, гуарани решили устроить большой праздник. Взрослые мужчины, охотники и воины, состязались между собой. Урутау кидал копье последним — копье летело далеко, очень далеко, никто не смог его найти. Он выстрелил из лука в ствол дерева — ни один из воинов не мог вытащить стрелу. Немногие смогли перепрыгнуть через глубокую канаву — для Урутау это было забавой; он далеко оставил за собой соперников в беге, и когда он первым добежал до центра селения, Куната-ита вылила на его потное тело воду из своего кувшина и украсила его волосы голубыми цветами.