Прикосновение

– Взрыв газа, – ответила она, пожав плечами. – Мне пересаживали кожу. Есть специальные растяжки. Не знаю, слышала ли ты. Их внедрили мне в затылок. Они наполнены солевым раствором, и от этого за пару месяцев кожа вытягивается, нарастает, и лишнее можно постепенно убирать. А растяжку переместить в другое место. Занимательный процесс, доложу я тебе.

– А тебе откуда все это известно?

– Провела в клиниках немало времени. – Раздался металлический звук, когда Янус постучала ложкой по краю сковороды. – Помешай пока немного сама, ладно?

Я взялась за дело.

– Если ты все еще на стадии растяжек, – заметила я, – значит, ожоги сравнительно свежие?

– Да, относительно.

– Тебе больно?

– В спальне есть морфий.

– Ты его принимаешь?

– Нет.

– Хочешь, принесу?

– Нет.

– Хочешь, добуду другое тело?

– Нет.

Картошка переворачивалась и снова ложилась на дно сковородки, когда я перемешивала ее. Янус по-хозяйски хлопнула в ладоши. Мизинец на правой руке отсутствовал. Как и большой палец. Три остававшихся казались до нелепости длинными рядом с обрубками.

– Кушать подано!

Я понесла блюдо в гостиную, служившую одновременно и столовой. Янус превзошла саму себя. Свинина оказалась нежнейшей, картофель хорошо прожаренным, капустные листья пропитались перцем, а соус хотелось слизывать с тарелки.

– Где ты научилась так готовить? – спросила я.

– У жены.

– У какой жены?

– У своей жены, – ответила она. – У Полы. Женщины, на которой я была жената.

Часы на камине отсчитывали секунды, а Янус снимала с тарелки остатки картошки и соуса кончиком изуродованного пальца.

– Ты с ней с тех пор встречалась? – спросила я. – Ты виделась с Полой Морган, женщиной, для которой стала мужем?

– Она умерла.

– Умерла?

– Умерла. Майкл Морган выжил, а Пола Морган умерла. Возможно, она не выдержала потери любимого человека и его замены на взрослого ребенка, занявшего привычную оболочку. Или артрит оказался не обычным артритом. Быть может, она просто от всего устала. Вероятно, наелась досыта. Кто может знать реальную причину, когда умирают скромные, незначительные люди?

Палец Янус описал еще один круг по тарелке, собирая последние остатки соуса. Его язык, мелькнувший в открытом рту, показался до странности здоровым, розовым, не тронутым шрамами. Нижняя губа отвисла, оказавшись с одной стороны толще, чем с другой, словно ее погрызла крыса, пока Марсель спал.

– Ты сказала, что часто бывала в больницах.

– Да, так и есть.

– Я разговаривала с Осако в Париже.

– Я любила Осако, – сказала Янус. – У Осако были чуткие пальцы.

– Она упомянула опухоль.

– Да. Это стало проблемой.

– И Майами…

– Мы все время будем разговаривать только о прошлом, Кеплер?

– В Майами у тебя было тело на «Фэйрвью руаяль». Без волос на голове. Я подумала сначала, что это дань моде, но сейчас вспоминаю, что бровей не было тоже. А как насчет Греты? Интересный выбор. Гораздо старше, чем все твои излюбленные Адонисы с круглыми попками, толстый слой косметики, уже очень дряблая плоть…

Янус слизала соус с края тарелки.

– Иногда, – сказала она, – хорошо попробовать немного новизны.

– Янус… – Я отложила вилку в сторону, положила руки на колени. – Ты ни о чем не хочешь мне рассказать?

– Конечно хочу, дорогая, – ответила она. – Дело в том, что я умираю.

– И как тебе это чувство?

– Неплохо. Совсем неплохо. Знаешь, возможно, это лучшее из всего, что я сделала за последнее время.

– Ты уже пыталась. Но никогда не доводила до конца.

Она чуть заметно вздохнула:

– Пока не доводила.

– Опухоль у Осако. Она ведь не просто причиняла неудобство.

– Верно.

– Но ты сбежала. А у мсье Петрэна была такая очаровательная задница. Знаешь, ведь если бы ты захотела сигануть с крыши, то нашла бы человека… Словом, смертельно больного, готового спрыгнуть вниз.

– А ты сама пробовала? Встать на краю. Посмотреть, куда полетишь. Зная, что это пока вовсе не обязательно.

– Я не тороплюсь умирать.

– До поры до времени.

– Мне кажется, что тобой движет какое-то видение, фантазия, а не обязательство.

– Кеплер…

– Меня зовут Самир. – Она тоже принялась вертеть ножку бокала оставшимися пальцами одной руки и большим пальцем другой.

Грета делала то же самое, когда мы ели утку в Монпелье. Мне понадобилось усилие, чтобы не выдать удивления.

– Успела изучить Самира, как обычно? – спросила она.

– Нет, не получилось.

– Странно для «агента по недвижимости». Меня всегда удивляло, зачем ты взялась за такую работу. Ясно, что не ради денег или доступа к плоти. Ты могла все легко заиметь иначе. Что это было? Любопытство?