Прикосновение

– Хорошо. Оставайся здесь. И если твой коллега в фургоне чересчур разорется, пристрели его.

– Кеплер! – окликнул он, когда я уже начала подниматься по ступеням в легких туфельках медсестры. – Он не просто коллега. Он – мой друг, знаешь ли.

– Ладно. Как ты с ним разберешься, дело твое.

Клиника была залита ярким белым люминесцентным светом. На мне был халат синего цвета, нуждавшийся в стирке, удобная обувь и густой слой помады, но сегодня я явно выпила слишком мало кофе. Перед тем как в дверь позвонили, я смотрела телевизор, программу об игре в покер. Камера была направлена прямо на зеленое сукно стола; на экране мелькали руки, карты, упускались выгодные возможности. Я оставила все как есть. В небольшом приемном отделении никого не оказалось. В самом темном углу посверкивал торговый автомат. Стойку регистрации закрыли, опустив жалюзи. Из этой комнаты вел коридор с многочисленными стеклянными дверями по обеим сторонам, за которыми стояли пластиковые кровати, заправленные белоснежным постельным бельем. Я проверила все двери, пока не добралась до наиболее надежно запертой, охлопала свои карманы и нашла связку ключей. Леди Удача улыбнулась мне в тот день еще раз – дверь оказалась на обычных замках и задвижках. Никакой электроники, к которой надо знать код. Три ключа из одиннадцати подошли к замкам, дверь открылась.

Располагавшаяся за ней комната оказалась сокровищницей самых разнообразных лекарств от самых опасных и омерзительных болезней. Французские аптеки. Нигде в мире вы не найдете столько потенциально ядовитых снадобий, готовых к употреблению и вполне доступных. Обнаружить место хранения болеутоляющих средств не составило труда – замок самого крепкого шкафа в помещении открывался самым тяжелым из ключей. А вот запасы крови для переливания оказались в этой клинике крайне скудными, ограниченными необходимым минимумом. Поэтому на каждой упаковке уже было написано ее предназначение. Одна для престарелого джентльмена, пока не сумевшего добраться до больницы для переливания, другая для молодой женщины, у которой начались проблемы с ДНК еще до ее рождения. Я стащила пару пинт, емкость с физиологическим раствором, иглы для шприцев и наложения швов, стерильные салфетки, свежие пачки бинтов.

На экране телевизора один из игроков спасовал, и его последние фишки забрал соперник. Группа зрителей издала восторженный вопль, ведущий что-то выкрикнул вслед неудачнику, покинувшему игровой стол и растворившемуся в ярком свете софитов. Я вышла, оставив все так, как было до моего появления.

Койл сидел там же, где я его оставила, что меня удивило. Пистолет лежал у него на бедре, голову он откинул на верхнюю ступеньку лестницы, дыхание его было тяжелым и прерывистым. При моем появлении он слегка развернулся в мою сторону.

– Нашла, что искала? – Слова давались ему с трудом, речь замедлилась.

Я помогла ему встать, осторожно поддерживая сзади руками под мышки.

– Да, нашла. Убери пистолет.

– А я думал… ты хочешь, чтобы я… кого-то пристрелил.

– Я пробыла в теле этой медсестры менее пяти минут. Люди очень часто теряют гораздо больше времени. Тем более уже поздняя ночь. Ей может пригрезиться, что мы приходили, а потом уехали, пригрезиться, как ей это пригрезилось. Оно и к лучшему.

– Тебе часто приходится такое проделывать? – спросил он, сунув пистолет в карман куртки, небрежно наброшенной на плечи.

– Только при необходимости. Подержи вот это.

Он взял протянутую мной полиэтиленовую упаковку, не столько сознательным, сколько чисто инстинктивным движением. Протяни руку для пожатия, сумку, чтобы ее подержали, и если сделаешь это достаточно быстро, люди не успевают даже задуматься.

Когда его пальцы ухватились за ручки упаковки, мои прикоснулись к его коже, и я с глубоким вдохом уже смотрела в глаза медсестры, которая стояла, слегка покачиваясь. Мое же тело пронзила такая боль, что я сама чуть не упала, но лишь крепче ухватилась за ручки пакета, повернулась и пошла прочь от клиники.

Изнутри по-прежнему доносились звуки включенного телевизора. Там тикали часы, горел яркий свет, и внешне ничто не изменилось за прошедшие несколько минут.

Мы снова в микроавтобусе. Я перерезала проволоку, привязывавшую мужчину к крюку, и, как только его руки стали свободны, переключилась, не дав ему ни шанса пошевелиться.

Койл повалился на пол, а я вытащила изо рта комок грязной шерсти, некоторое время отплевываясь. У меня жгло кисти рук, пораненных во время безмолвных попыток порвать проволочные путы. Я помогла Койлу поудобнее улечься на спину, снова накрыла его одеялом, тихо нашептывая: «У меня есть болеутоляющее, есть снотворное». «К дьяволу все твои лекарства», – отвечал он, вряд ли ощущая браваду в своих словах.