Прикосновение разрушения

Было уже почти пять часов утра, когда он вернулся. Его присутствие было знакомым, и хотя раньше он всегда пробуждал в ней страсть, сейчас она почувствовала лишь холод.

Когда Аид вошел в комнату, она повернулась к нему. Бог окинул ее взглядом с головы до ног. Она не сняла корону, что выковал для нее Иэн, как и платье, созданное Гекатой. Аид никак не прокомментировал ее наряд. Вместо этого он сказал:

– Я думал, ты уже спишь.

– Где ты был?

– Надо было кое-что сделать.

Персефона сжала кулаки:

– И это было важнее, чем твое царство?

Аид сдвинул брови:

– Ты злишься, что я не был на твоем празднике?

Так он не забыл.

– Да, я злюсь. Ты должен был быть здесь.

– Мертвые празднуют абсолютно все, Персефона. Я не пропущу следующее торжество.

– Если ты и правда так думаешь, то лучше тебе вообще не приходить.

Ее комментарий, казалось, удивил Аида.

– Тогда чего же ты от меня хочешь?

– Мне плевать, сколько у них праздников. То, что важно для них, должно быть важно и для тебя. То, что важно для меня, должно быть важно для тебя.

– Персефона…

– Не надо, – перебила она. – Я понимаю, что ты не знаешь о том, о чем я не говорю, но я жду, что ты будешь в курсе того, что я планирую, и будешь проявлять интерес – не только ради меня, но и ради твоих людей. Ты ни разу так и не спросил о праздновании дня летнего солнцестояния, даже когда я попросила твоего разрешения провести его здесь, во дворце.

– Мне жаль.

– Да ничуть, – огрызнулась она. – Ты говоришь это, только чтобы успокоить меня, и мне от этого противно. Так тебе для этого нужна царица? Чтобы не пришлось присутствовать на всех этих праздниках?

– Нет, мне нужна была ты, – ответил он с нотой досады в голосе. – И потому я хотел сделать тебя своей царицей. Нет никаких скрытых мотивов.

От нее не ускользнуло, что все, о чем он говорил, было произнесено в прошедшем времени.

Персефона прищурила глаза:

– Слушай, Аид. Если ты… больше этого не хочешь, я должна знать.

Аид дернул головой и уставился на нее:

– Что?

Очевидно, он не понял, что она имеет в виду.

– Если ты не хочешь быть со мной – если ты думаешь, что не сможешь простить меня, я не думаю, что нам стоит оставаться в этих отношениях, и будь прокляты мойры.

Аид впервые сдвинулся с места с того момента, как вошел в комнату.

Он направился к ней размеренными шагами и сказал:

– Я никогда не говорил, что не хочу быть с тобой. Я думал, вчера я ясно дал тебе это понять.

Богиня закатила глаза:

– Ты хочешь спать со мной? Это не значит, что ты хочешь настоящих отношений. Это не значит, что ты снова сможешь мне доверять.

Аид остановился в нескольких дюймах от нее и прищурился:

– Давай-ка я выражусь яснее. Да, я хочу спать с тобой. Но, что важнее, я люблю тебя – глубоко и бесконечно. Если бы сегодня ты ушла от меня, я бы по-прежнему любил тебя. Я буду любить тебя вечно. Такова судьба, Персефона. Будь прокляты нити и цвета… и будь проклята твоя неуверенность.

Он наклонился к ней, пока говорил, и его лицо застыло в дюймах от ее лица.

– Дело не в неуверенности, – ответила она. – Я боюсь, идиот!

– Чего? Что я сделал?

– Не тебя! О боги, Аид! Уж кто-кто, а ты-то должен понимать.

Она отвернулась, не в силах посмотреть на него.

Спустя мгновение Аид снова требовательно произнес:

– Объясни мне.

Персефона скривила рот:

– Я ждала любви всю свою жизнь. Ждала одобрения, потому что моя мать размахивала им передо мной так, словно я должна была его заслужить. Если я соответствовала ее ожиданиям, она даровала его мне, если я не соответствовала – она отбирала. Тебе нужна царица, богиня, любовница. Я не могу быть той, кто тебе нужна. Не могу… соответствовать всем… твоим ожиданиям!

Она почувствовала облегчение и свободу, высказав все это вслух. Ей вдруг стало легче, словно она сбросила валун, что тащила на своей спине.

– Персефона… – пальцы Аида приподняли ее подбородок. Она встретилась с ним взглядом. – Что ты себе представляешь, когда думаешь о царице?

Персефона сдвинула брови и покачала головой, признаваясь:

– Я не знаю. Я знаю только, что хотела бы видеть в царице.

– И что бы ты хотела видеть в царице?

– Она должна быть доброй… сострадательной… настоящей.

Аид провел большим пальцем по ее губам:

– И ты не думаешь, что все про тебя?

Она не ответила, и он продолжил:

– Я не прошу тебя быть царицей. Я прошу тебя быть собой. Я прошу тебя выйти за меня замуж. Титул прилагается к нашему союзу. Он ничего не меняет.

Персефона сглотнула:

– Ты снова просишь меня выйти за тебя?

– А ты выйдешь за меня?

У нее перехватило дыхание. Она была не в силах ответить. В последние несколько недель они с Аидом почти не разговаривали, а лишь постоянно ссорились. Им много чего нужно было уладить между собой. На глазах у нее выступили слезы и тут же потекли ручьями по щекам. Аид смахнул их.

– Моя дорогая, тебе необязательно отвечать сейчас. У нас есть время – целая вечность.