Прикосновение разрушения

Стук стал еще более настойчивым. Персефона подошла к двери, сердце грохотало у нее в груди. Она выглянула в окно и вскрикнула.

– Аполлон! – завопила она. Лицо бога прижималось к стеклу. Она открыла дверь. – Зачем ты стучишься?

– Я тренируюсь уважать границы, – ответил Аполлон. – Разве у смертных нет такой привычки?

Она бы рассмеялась, но он уж слишком ее напугал.

– Кажется, мне больше нравилось, когда ты просто появлялся там, где тебя не ждут.

К ее удивлению, он усмехнулся:

– Поаккуратнее с желаниями, Сеф.

Она хотела было его поправить, но в итоге закрыла глаза на это прозвище. По крайней мере, он не назвал ее медовыми губками.

– Что ты здесь делаешь?

– Я принес тебе вот это, – ответил он, вытащив из-за спины маленькую золотую лиру.

Персефона приняла инструмент.

– Она прекрасна, – произнесла богиня, посмотрев в его фиолетовые глаза. – Но почему?

– Чтобы сказать тебе спасибо.

Она улыбнулась:

– Кажется, это первый раз, когда ты говоришь мне спасибо.

– Это первый раз, когда у меня есть на то причина, – поддразнил он, а потом кивнул на инструмент: – Я могу научить тебя играть на ней… если хочешь.

– С удовольствием.

Спустя мгновение он снова стал серьезен, сжал челюсти и взглянул на нее:

– Мне правда жаль насчет Лексы, Персефона. Если для тебя это что-то значит, просто знай… я действительно не знал, что ее душа была сломлена, когда исцелил ее.

Персефона опустила взгляд себе под ноги. Она тоже не знала – не знала, каково придется Лексе и ее близким.

– Спасибо, – она снова взглянула на него. – Хочешь зайти, выпить вина?

– Нет, – быстро ответил он и рассмеялся: – Я предпочел бы сохранить свои яйца при себе, спасибо.

Персефона ничуть бы не удивилась, если бы вдруг из ниоткуда появился Аид. И все же, даже несмотря на ее предложение, Аполлон замешкался.

– Есть еще кое-что.

Персефона ждала.

– Я хочу освободить тебя от контракта, – наконец произнес бог.

У Персефоны округлились глаза.

– Что?

Бог печально улыбнулся:

– Я пытаюсь измениться.

– Я это вижу. – Она сделала паузу. – Но я предпочитаю выполнять свои обязательства, и, если мои расчеты верны, у нас осталось еще пять месяцев и четыре дня.

Персефона высоко оценила то, что Аполлон пытался стать другим, и знала, что на это нужно время. Она хотела провести следующие несколько месяцев, наблюдая за ним, направляя его. Она верила, что он мог измениться по отношению к ней, но как насчет остальных людей? В этом богиня была не уверена.

Аполлон приподнял бровь:

– Кофе завтра, в два часа?

– Это требование или просьба?

– И то и другое.

– Ладно, но я сама выберу место.

Персефона могла поклясться, что увидела, как в глазах Аполлона мелькнуло сомнение – инстинктивная реакция не согласиться и потребовать контроля, – но потом его взгляд смягчился.

– Отлично. Тогда до встречи.

И он исчез.

Глава XXVI. Прикосновение безмятежности

Две недели спустя Лексу выписали из больницы. Их квартира теперь казалась еще меньше из-за того, что теперь в ней находилось сразу шестеро людей, опекающих Лексу. Элишка и Адам покупали продукты и до отказа забивали холодильник. Джейсон перевез в спальню Лексы еще больше своих вещей и сразу взял на себя ответственность за ее лекарства. Сивилла, Персефона и Зофи старались держаться подальше, наблюдая за тем, как все разворачивается, и не зная, что им делать.

Персефона не знала, что хуже – то, что Лекса казалась совершенно отстраненной от ситуации, или то, что ее родители и Джейсон совершенно игнорировали то, как сильно она изменилась. Она подолгу спала, а когда не спала, то смотрела в стену невидящим взглядом. Когда ей задавали прямые вопросы, она просто таращилась на говорившего с ней человека, пока тот не повторял свой вопрос, и иногда даже после этого не отвечала ему.

– Она стала другой, – однажды вечером сказала Персефона после того, как позвала Лексу посмотреть вместе со всеми «Титаны после мрака» в гостиной. Персефона не была фанатом этого шоу, но она помнила, как загоралась ее лучшая подруга при обсуждении грязных подробностей этой древней драмы.

Лекса даже не взглянула на Персефону и на предложение ответила тихим «нет».

Произнеся это на кухне, Персефона по большей части говорила с самой собой. Это была ее попытка справиться с горем. Может, Лекса и не умерла, но они все равно ее потеряли.

– Ее сбила чертова машина, – рявкнул Джейсон. – Она не может просто взять и снова стать такой, как прежде.

Персефона заморгала, ошарашенная его гневом.

– Я знаю. Я не имела в виду…

– Может, если бы ты не была так занята своими собственными проблемами, то увидела бы это.

Сказав это, он, громко топая, вернулся в комнату Лексы.

– Он просто расстроен, – сказала Сивилла. – Он знает, что она стала другой.

– Этот смертный вас расстроил, – заметила Зофи. – Хотите, я его убью?

– Что? Нет, Зофи. Нельзя убивать людей только за то, что они тебя расстроили.

Эгида пожала плечами:

– Там, откуда я родом, можно.

– Напомни мне спрятать все твое оружие, – вздохнула Персефона.