Прикосновение разрушения

Ей были доступны несколько вариантов и миллион линий для расследований, но информация, к которой ее тянуло больше всего, неизменно включала ее мать. Богиню плодородия следовало бы переименовать в богиню божественного наказания, потому что ей определенно нравилось мучить других, и ее методы всегда были крайне жестокими – она часто обрекала смертных на голодную смерть или насылала на них проклятие в виде неутолимого голода. Временами, особенно разозлившись, она создавала бесхлебицу, от которой вымирали целые народы.

«Моя мать хуже их всех», – подумала Персефона.

Когда подошло время ланча, Персефона размышляла над тем, стоит ли ей написать о Деметре. Она уже видела заголовок, напечатанный черным жирным шрифтом:

Заботливая богиня плодородия лишает еды целые народы

Потом она поморщилась, представив, что из этого выйдет.

Деметра наверняка отомстит ей тем самым единственным способом, который могла себе представить Персефона – раскрыв, что на самом деле она дочь Деметры.

Раздумывая над этим, Персефона вышла из Акрополя и встретилась с Сивиллой в кафе «У Митеко».

Ее мысли хаотично метались в нескольких направлениях – от исцеления Лексы до гнева Аида, – из-за чего ей было сложно сосредоточиться на том, что говорила Сивилла, хотя у той были важные новости.

– Мне на этой неделе предложили работу, – произнесла подруга, что наконец привлекло внимание Персефоны. – От фонда «Кипарис».

Лицо Персефоны просветлело.

– О, Сивилла! Я так за тебя рада.

– Мне следует поблагодарить тебя. Я уверена, они сделали это из-за тебя.

Богиня покачала головой:

– Аид видит таланты.

Оракула это явно не убедило.

Персефона не могла объяснить почему, но ее радость за Сивиллу тут же померкла, сменившись тяжелым чувством в груди. Это была смесь чувств – вины, безнадежности, массы невысказанных чувств.

– Мне придется развлекаться с Аполлоном, – внезапно сказала она.

Сивилла уставилась на Персефону.

– Это условие нашей сделки, – объяснила Персефона. – Я просто… хочу, чтобы ты знала.

– Я рада, что ты мне сказала, – ответила та, и Персефона никак не могла перестать думать, что ее подруга слишком хорошая, слишком понимающая.

– Ты помнишь, на званом вечере, когда ты сказала мне, что наши с Аидом цвета…

Она запнулась. Глаза Сивиллы изучали ее, она сжала губы. Персефона была не уверена, пыталась ли она сдержаться, чтобы не сказать то, о чем пожалеет, или просто сдерживала улыбку. Как бы то ни было, Персефоне просто необходимо было спросить:

– Они все еще… переплетены?

– Да, – тихо ответила подруга. – Жаль, что ты не можешь их видеть. Они прекрасны, чувственны и хаотичны.

Персефона ответила безрадостным смехом:

– Хаотично – это про нас.

Сивилла улыбнулась:

– Да, как я сказала, они хаотично спутаны.

Персефона бросила на нее вопросительный взгляд.

– Так случается, когда встречаются двое могущественных людей.

– Ты о разногласиях? – уточнила Персефона.

– А еще о страсти и блаженстве, – теперь Сивилла окончательно улыбалась.

Персефона отвела взгляд. У них с Аидом определенно все это было, но смогут ли они все исправить? После того, что она натворила.

Сивилла накрыла ладонь Персефоны своей.

– Тебе всегда было суждено стать великой, Персефона, но достичь этого можно лишь войной.

Она поежилась:

– Войной не в буквальном смысле, верно?

Сивилла не ответила.

Они разошлись в разных направлениях. Персефона отправилась обратно на работу, а Сивилла – в больницу, чтобы навестить Лексу. Персефона пока не получала сообщений от Элишки, из чего делала вывод, что Лекса еще не проснулась. Эта мысль вызвала в ней тревогу. Неужели магия Аполлона не сработала? Она отогнала от себя эти мысли. Аполлон был древним богом, а его магия – хорошо натренированной.

«Лекса все еще восстанавливается. Она устала, – сказала себе Персефона. – Ей нужен отдых».

Персефона решила срезать путь до Акрополя. У нее начинала вырабатываться привычка избегать внимания журналистов и неистовых фанатов богов, а это значило выбирать вместо главных дорог узкие переулки. Хотя они были не так живописны, как улицы Новых Афин, это был самый простой способ добраться туда, куда ей надо, в кратчайшие сроки. Там было меньше людей, да и тем, с кем она сталкивалась, казалось, было все равно, кто она. Возможно, именно поэтому она и обратила внимание на белоснежную кошку с огромными зелеными глазами, следующую за ней.

Богиня поняла по ее манерам – странно человеческим и бдительным, – что это перевертыш. Перевертыши не использовали чары, чтобы маскировать свою внешность. Их биология позволяла им менять облик, и потому Персефона не видела, что скрывается под обличьем животного.

Персефона продолжала идти еще некоторое время, притворяясь, что не замечает кошку, идущую по переулкам вслед за ней. Но когда вокруг не осталось других прохожих, богиня остановилась. Кошка, казалось, удивилась и тоже замерла.

А потом, словно вспомнив, что она кошка, существо принялось вылизывать лапу.

«Фу, какая гадость, – подумала Персефона. – Этот камень ведь грязный».

– Переменись.