Прикосновение разрушения

Им придется снова решить, кому где спать, когда Лекса вернется домой. Сивилла пока заняла кровать Лексы, а Персефона вряд ли будет спать в подземном царстве следующие несколько недель.

– Я не могу спать, – ответила Зофи.

– В каком смысле?

– Мне не нужен сон. Кто будет присматривать за вами, если я буду спать?

– Зофи, я же как-то выживала до этого момента, и меня никто не похитил. Я уверена, что со мной все будет в порядке.

Но стоило лишь этим словам слететь с ее губ, как Персефона почувствовала, что какая-то чужая магия схватила ее и потянула в пустоту.

Кто-то пытался ее переместить.

– Зофи…

У амазонки округлились глаза, и последнее, что Персефона увидела, прежде чем исчезнуть, – полный решимости взгляд Зофи.

Секундой позже Персефону швырнуло прямо в центр орущей толпы. Воздух был дымным и душным. Вокруг пахло табаком и людскими телами.

– А вот и она! – Аполлон обхватил рукой ее шею и притянул к себе. Он был вспотевшим, в повседневной одежде – рубашке поло и джинсах.

– Какого черта, Аполлон? – возмутилась Персефона, яростно оттолкнув его, но бог еще крепче прижал ее к себе, потащив через толпу к маленькой сцене в передней части зала. Шагая вперед, он повернул к ней голову и шепнул в ухо:

– У нас с тобой сделка, богиня.

Ей было противно чувствовать его дыхание на своей коже. Персефоне следовало ожидать, что Аполлон похитит ее в любой момент. Это была часть сделки, которую она забыла прояснить, и теперь очень об этом жалела.

Она оказалась под яркими огнями. Они слепили ее, и весь зал вокруг казался еще темнее, так что богиня не могла сказать, сколько людей столпилось перед ней.

Аполлон схватил микрофон и завопил в него:

– Все-все, это Персефона Роузи! Вы наверняка знаете ее как любовницу Аида, но сегодня она наше жюри, наш судья и наш палач!

Толпа взорвалась неодобрительными и восторженными возгласами.

Аполлон вернул микрофон в подставку и потянулся к руке Персефоны. Она отшатнулась, но бог положил ладонь ей на спину и подтолкнул к стулу сбоку от сцены.

– Прекрати меня трогать, Аполлон, – выдавила она сквозь зубы.

– Прекрати вести себя так, будто я тебе не нравлюсь, – ответил бог.

– Ты мне не нравишься. Любовь к тебе не была частью сделки, – огрызнулась она.

Аполлон сверкнул глазами:

– Я не против разорвать нашу сделку, Персефона, если ты сможешь жить дальше после смерти своей подруги.

Она прожгла его свирепым взглядом и села. Аполлон улыбнулся:

– Хорошая девочка. А теперь ты для меня посидишь тут с улыбкой на этом милом личике и побудешь судьей на нашем состязании, поняла?

Аполлон похлопал ее по щеке. Ей хотелось пнуть его по яйцам, но она сдержалась, сжав ладонями края стула. Когда он снова повернулся к толпе, они начали распевать его имя. Бог подбодрил их, взмахивая руками в воздухе.

– Леди и джентльмены «Лиры», среди нас есть претендент.

Толпа заулюлюкала, но Персефона испытала облегчение, потому что наконец поняла, где она. «Лира» была концертной площадкой Новых Афин, где выступали музыканты. Она находилась в Квартале искусств на краю города.

– Сатир, заявивший, что он более талантливый музыкант, чем я!

В толпе снова раздался свист.

– Знаете, что я скажу? Докажи!

Он отошел от микрофона, освещаемый прожекторами сцены.

– Приведите сюда моего соперника!

Внизу началась суматоха, а потом Персефона увидела, как толпа разошлась в стороны. Двое здоровяков тащили к сцене сатира. Это был юный блондин с охапкой кудрей на голове. Он сжимал челюсти, его грудь бурно вздымалась и опускалась, выдавая его страх, но взгляд прищуренных черных глаз был прикован к Аполлону с ненавистью, которую явно ощущала Персефона.

– Сатир! Твоя гордыня будет наказана.

Толпа поддержала его восторженными возгласами, и Аполлон велел мужчинам подвести к нему парня. Они вытолкали его на сцену, он споткнулся и упал на колени. Персефона наблюдала, как Аполлон призвал из воздуха инструмент. Это было что-то вроде флейты, и, когда сатир увидел ее, его глаза широко распахнулись. Этот инструмент явно имел для него большое значение.

Аполлон швырнул его сатиру, и тот поймал его, прижав к груди.

– Играй, – приказал бог. – Продемонстрируй нам свой талант, Марсий.

На мгновение Персефоне показалось, что парня еще больше напугало его имя, произнесенное богом, но потом она увидела, как он поднялся на ноги с решительным взглядом.

Марсий поднес флейту к губам и заиграл. Поначалу Персефона едва слышала мелодию из-за беснования толпы. Ей никак не удавалось отделаться от мысли, что они все будто под каким-то заклинанием, но постепенно зрители умолкли. Персефона наблюдала за Аполлоном, заметив, как он сжал кулаки и как напряглись его плечи. Он явно не ожидал, что сатир окажется так хорош.

Его музыка была прекрасна – благозвучная мелодия разносилась по залу, будто проникая в кожу и вливаясь в кровь. Она словно знала, как добраться до каждой темной эмоции, каждого болезненного воспоминания, и к концу выступления Персефона обнаружила, что плачет.