Прильпе земли душа моя

Войдите, не выйдите,
сделайте шаг.
Вкусите и видите,
как Господь благ.

И не он сотворил ГУЛАГ,
а ХХ век
и человек,
а значит, и я и ты.

12

Там, где птицы едят из рук,
и воро́ны, и во́роны тоже,
где цветут и укроп, и урюк,
где и вправду на розы похожи
наши рожи, где отзвук и звук
одновре́менны и на крюк
мы повесим кули и рогожи,
– там и встретимся…

«Покрово́м или покро́вом…»

Покрово́м или покро́вом,
плащаницей или кровом
кроешь бедный свой шалаш,
молотилкой или мялкой,
жаркой, шаткой, но не валкой,
тяжкий труд себе задашь,

как дают заданье на дом
припозднившимся наядам,
прикорнувшим у ручья,
как без толку, втихомолку
неуместную двустволку
разряжают сгоряча.

«Что это…»

Что это
зашептало
на ветке через окно,
не посмело, не щебетало,
тем более не свистало,
что это – или кто?

Это весна, равноденствие,
это зима, зиме, зимы кончается срок,
и она выходит на волю, на дальний,
самый дальний восток,
и чем дальне́й, тем печальней.
А весна сбивается с ног,

смывает остатки сугробов,
вымывает останки гробов,
ибо час Воскресения пробил
в выходные отверстия белых лбов,

ибо Бог – это вправду любовь,
но себя ко всему приготовь.

«Господи, услыши мя…»

Господи, услыши мя,
я тебе не лишняя.
                                – Слышу, доню.
Не прошу переменить
эту дёрганую нить,
мою долю.

Что захочешь – Сам подашь,
как подал мне карандаш
и тетрадку.
Господи, услыши мя,
чтоб не вышло из меня
беспорядку.

«Кто там стучится в висок, но снаружи…»

Кто там стучится в висок, но снаружи,
рушится мой герметический череп,
через растрещины глубже и глуше
грузный паром ударяется в берег
и удаляется снова и снова,
сном или явью, явью ли, снами,
с нами отходит от брега родного
прямо на дно, под зеленое знамя.

Знаешь ли, знаем ли, знаю ли, кто там
кодом выстукивал в кости височной
точный маршрут к недоступным высотам,
сотовым медом текущим, к заочной
ставке и с летом, и с веком, и к рекам
млеком бегущим, и травам подводным,
смертным грехам и прощенным огрехам,
к точке, где станешь навеки свободным.

«Эти волны, эти сопки…»

Эти волны, эти сопки,
эти шарки по паркету,
эти слёзы, эти сопли,
то ли хохот, то ли вопли,
– но за чистую монету

принимаю их, доверясь
тем, кто слаб, как я, и грешен,
ибо Тот, Кто Царь и Ферязь,
в Ком жива я, не озверясь,
этой малостью утешен.

На Крещенье-Богоявленье

три стихотворения

1

В эту синь
в эти во́лнины
кинь свой взор
неозлобленный
слушай звон
в небе словленный
– Сей есть Сын
Мой возлюбленный

2

Зверю – зверево.
Вязу – вязь.
На вросшее дерево
перекрестясь,

выходишь, кемаришь,
закуриваешь
и марево-хмарево-
хмурево ешь.

3