Примирение

—  Нет, я была всё время дома, —  тихо ответила Марта, —  но у нас случилось несчастье.

И она рассказала про Гиминью.

—  Сейчас еду, —  повторил Сезар, —  мужайся, родная.

Ему стало неловко за свои переживания: что за детство, в конце концов! Боже мой! Несчастный ребёнок!

Дорогой он невольно всё время вспоминал Анжелу. Она прокляла их, и её проклятие тяготело теперь над домом Толедо. Он всё время ощущал её отсутствие в делах фирмы. Сколько бы она ни причинила им всем вреда, но работником она была толковым, и Башню они восстановили, безусловно, её трудами. Дела без неё пошли совсем не гладко. А теперь вот Гиминью...

«Кто бы снял с нас проклятие Анжелы? —  думал Сезар. —  Кто бы спас нашего Гиминью?»

Глава 14

Александр с увлечением работал. Он уже выиграл несколько дел, и у него стала появляться своя клиентура. Успешно выступив в одном запутанном семейном деле, он сумел отстоять интересы обиженной сироты, после чего к нему стали обращаться с просьбами бедные, забитые люди. Доходы его от этого не росли, зато росла популярность. Его стали приглашать и в маленькие городки по соседству. Он ездил в них охотно, проводил там иногда даже два или три дня, захватив уик-энд, любуясь природой, изучая достопримечательности. Ему нравилось странствовать по незнакомым местам. Нравилась свобода. Любая. Свобода передвижений. Свобода отношений. В личной жизни он не хотел для себя больше ничего серьёзного, ответственного, обязательного.

Возвращаясь домой после рабочего дня или очередной поездки, он радовался своей небольшой квартирке с видом на океан, где под рокот большого города, который казался ему рокотом волн, чувствовал себя очень уютно.

Общаясь целый день с самыми разными людьми, он приобрёл вкус к одиночеству, нисколько не тяготился им и проводил вечера, читая юридические фолианты или смотря телевизор. Но не был он и мизантропом. Любил эстрадные представления, авангардные выставки. На одной из них к нему подошла приятная молодая особа —  смуглая, в крутых завитках, с круглым личиком и большими глазами.

—  Люсиль Медейра, —  представилась она, сверкнув белозубой улыбкой и протянув руку.

Александр пожал её и назвал себя.

—  Художница, —  отрекомендовалась она и прибавила, обведя рукой стену: —  А это мои работы.

На стене были развешаны батики, и Александр по достоинству оценил свежесть и непосредственность композиций молодой художницы. Да и сама она показалась ему симпатичной, так что он пригласил её посидеть в кафе на террасе и выпить коктейль.

Люсиль согласилась. Экспансивная, непосредственная, она открыто выражала свои чувства и нисколько не скрывала, что ей очень нравится Александр. Она готова была не только на дружеские, но и на гораздо более близкие отношения.

—  Ты свободен? —  спросила она. —  Если да, мы можем потом поехать ко мне.

Но в памяти Александра были ещё слишком свежи все тяготы и последствия двух его романов, чтобы мгновенно отважиться на новый.

Он неопределённо пожал плечами и оставил вопрос Люсиль без ответа.

Она истолковала его молчание в положительном для себя смысле: Александр не свободен, но она ему настолько нравится, что он хочет с ней встречаться.

Поужинав, они поехали потанцевать. Потом он отвёз её домой, поцеловал в щёчку и отказался зайти на чашечку кофе.

—  А когда мы опять увидимся? —  весело спросила Люсиль.

—  Я позвоню, —  пообещал Александр.

Он не хотел разбивать успокоительную тишину своей квартиры звонками, потому что почувствовал: звонки будут настойчивыми.

—  Буду ждать, —  ласково сказала Люсиль и упорхнула в подъезд.

Домой он ехал не спеша и дорогой сообразил, что живут они совсем недалеко друг от друга. Доверчивая близость молодой женщины не могла не взволновать его. Он даже подумал, не вернуться ли ему. Но потом вздохнул и поехал дальше, с облегчением подумав, что завтра у него очень сложный день, а послезавтра он уезжает, так что в ближайшее время ему будет не до звонков и уж тем более не до встреч.

Перед тем как сесть в лифт, он заглянул в ящик и радостно достал из него толстый конверт —  очередное обстоятельное письмо матери, которые он так любил получать.

—  А если бы я вернулся, то получил бы весточку из дома куда позже, —  назидательно сказал он сам себе и улыбнулся.

Он очень любил материнские письма, поэтому читать это не спешил, предвкушая, сколько получит от него удовольствия.

Потом он принял душ, улёгся на хрустящую простыню и, наслаждаясь отдыхом, свежестью и покоем, разрезал конверт и принялся читать.

Сам он время от времени писал родителям открытки с достопримечательностями из тех маленьких городков, куда ездил, но чаще звонил, чтобы узнать, как идут у них дела и здоровы ли они.

Но письмо Марты оказалось совсем невесёлым. Она писала о несчастье, случившемся с Гиминью, о его стрессе, который сказался только сейчас. О страшных опасениях врачей. Селести проводит дни и ночи в больнице возле кроватки сына, заботясь, чтобы малышу было там как можно комфортнее. Волновала всех вовсе не сломанная рука.