Приношение Гермесу

Чем отличаюсь «я» сейчас от «меня» пятнадцать лет назад? «О, тогда я был совсем другим человеком, – часто можно услышать ответ, – я был очень молод…» и т. д. Строго говоря, минуту назад я тоже был другим человеком (по крайней мере, ещё не написал этих строк); что же позволяет нам, не испытывая затруднений, пользоваться одним и тем же местоимением по отношению к месту, которое всякий миг иное? Единое сознание. Только ему видны одновременно все метаморфозы нашей личности, начало и конец коих лежат за пределами данного воплощения. Только этот независимый арбитр, подобно канве, удерживает вместе узор, вышиваемый нитью судьбы и называемый нами «я»; мы отождествляем единое сознание с оным фантомом по одной, но очень веской причине: такое отождествление является единственной формой бытия последнего. Когда мы говорим себе «я был», «я таков», «я буду», мы слышим искажённое эхо голоса независимого арбитра; когда мы задаём себе вопрос «кто я?», сей вопрос принадлежит ему. Во всех случаях разнится лишь аудитория. Но единство сознания не безусловно в этом воплощении. Даже если на время отставить случаи так называемых «органических заболеваний психики», каждый здоровый с точки зрения современной медицины человек может переживать состояния, в которых он не является собой, когда канва единого сознания оказывается разорвана, и человек не может и не хочет считать своими действия, совершённые в его теле субъектом, абсолютно чуждым его личности, как он её видит. Патологическое опьянение, большие дозы энтеогенов, столь популярное среди адвокатов «состояние аффекта», черепно-мозговые травмы и другие радикальные изменения психосоматического состояния человека создают прорехи в осознанности, каковые немедленно оказываются заполнены совершенно иным узором, и узор этот чаще всего оказывается страшен, как лицо горгоны. Дурная шутка, будто подобные проявления – наше глубинное «я», наше бессознательное, вырвавшееся наружу (то есть мы сами, ужасные ублюдки, скрывающиеся за хрупкой маской бодрствования), прижилась и многим обеспечила академическую карьеру; однако она не в состоянии объяснить редкие, но достоверные и описанные в медицинской литературе случаи, когда такой разрыв приобретает перманентный характер, и жизнь индивидуума оказывается состоящей из двух и более полноценных жизней независимых личностей в одном физическом теле, при полном незнании каждым субъектом остальных.