Приносящая надежду (СИ)

– Со связанными руками от мангата отбился? Уважаю… У него ж зубы что ножи.

– Зубами не достал. Когтями только. Я ему шею свернул. Ногами захватил в «ножницы» и свернул. Ой. Гарвин, больно.

– Конечно, больно. Предлагаешь не трогать совсем? Может, хотя бы промоем раны? Водичкой?

– Не издевайся, – смущенно улыбнулся шут – Я так…

Лена высвободилась и начала деятельно помогать Гарвину, и пропомогала ровно до того времени, пока он не увидел у нее кровь на лице, то есть целую минуту. Все внимание мгновенно переключилось на нее – тут же сняли платье, не стесняясь большого стечения народа, но не обнаружили ничего, кроме трех синяков – на ляжке, на боку и на животе. На лбу обнаружилась ссадина, которая могла образоваться и от удара, и от невовремя подвернувшегося сучка… Тем не менее Лену тут же затолкали под одеяло, предварительно вымазав ее же собственными бальзамами, и только потом приступили к излечению шута. Лене ужасно хотелось, чтобы его исцелили, но Гарвин с Арианой, исследовав царапины, решили, что все это ерунда (конечно, куда страшнее, когда у Светлой лобик поцарапан и пара фингалов да ободранные коленки), помазали в четыре руки, перевязали, напоили лекарством и уже только потом Ариана аккуратненько тонкой иглой зашила три глубокие раны: на щеке, на голени и на предплечье.

Маркус сел на край кровати.

– Даже шрамов не останется, – утешил он, – это магическая мазь. Правда. Ты не волнуйся, Ариана знает, что делает.

– Заступайся за нее, – проворчала Лена, – знаю я вас, за свою бабу немедленно заступаться начинаете… А тут хоть умри.

Маркус засмущался, конечно, малость демонстративно, однако что-то этакое Лена в нем задела. Может, простое мужское тщеславие: ну как же саму Властительницу «своей бабой» назвали. У самого-то Маркуса язык бы никогда не повернулся: он был истинным уроженцем Сайбии, где уважение к женщине воспитывалось в любом сословии – от бродяг до королей. Но лестно ему было Не каждого ж сама Ариана дарит своим вниманием! И вообще не так чтоб вообще кого дарит-то! Ну и что что не любовь? Не дети. Оба, что важно. Лена прижала его голову к груди и чмокнула в макушку.

– Где Умо?

– Ты б лучше спросила, где Владыка, – неприятно хмыкнул Гарвин.

– Ясно. Вообще-то я его тебе обещала.

– Не здесь же, – огорченно вздохнул эльф. – не поймут. Ну, ты пришла в себя? Чем тебя – ремнем или розгами? Выбирай, я сегодня добрый.

– Ладно тебе, – проворчал Милит, беря руку Лены в свои. – Она сделала то, что должна была.

Лена вдруг подпрыгнула, приведя всех в замешательство.

– Рош! Но ты же был привязан!

Шут посмотрел на свои запястья, покрасневшие, стертые, с кольцом ссадин – он пытался вырваться, он повисал на руках, отбиваясь ногами он дикой кошки. Он не могпорвать веревки. Корин Умо был кем угодно, но не идиотом.

– Пошли вон все, – вдруг металлическим голосом скомандовал Гарвин, и, что удивительно, даже Милит с Маркусом безропотно вышли. Гарвин поводил ладонями вокруг головы шута, начал медленно опускать руки, словно сканируя его тело, и перестал, остановившись взглядом на гномской цепочке. На пустойцепочке. Амулета на ней не было. Шут, с интересом наблюдавший за его манипуляциями, вопросительно поднял глаза. Гарвин выглядел ошеломленным. После недолгого молчания он прищелкнул пальцами – и воцарилась жуткая космическая тишина. Шут оторопел:

– Что? Что я такого сделал?

– Амулет где?

Шут посмотрел вниз и удивленно ответил:

– Не знаю.

Гарвин поднял с пола его окровавленную рубашку, которую еще не успели выбросить (даже рачительные эльфы не брались за починку изодранной в клочья одежды), вывернул ее наизнанку и понимающе кивнул.

– А вот он. – Он продемонстрировал им более темные пятна. Словно поверх крови сажей запачкано или пеплом. Шут склонил голову и выразительно не понял. Гарвин сел на стул и устало произнес: – Ты удивил меня так, как я не удивлялся никогда. Ты даже не понял. Даже не заметил. Ты разнес в пыль амулет, который убивал твою магию.

– И что это значит?

– Только одно – ты маг. Случилось то, чего я опасался, стихийный выброс магии. Веревки, которыми ты был привязан, наверняка просто испарились, как вода с раскаленной плиты.

– Но ты говорил, что это нечто страшное.

– Потому я и удивлен. Ты не только жив, ты даже… Что ты сам помнишь?

– Что очень хотел оказаться рядом с Леной и дать по шее этому эльфу. Ну и… оказался и дал.

– Как?

– Как дал – помню. Как оказался – не очень. Просто вдруг раз – и стою у него за спиной.

– Аиллена, у него глаза были какие?

– Какие надо! – сообщила Лена. – Расплавленное серебро. Ртуть.

– Расплавленное? – вмешался в из разговор голос Лиасса. Ну да, что ему защита Гарвина.

– Расплавленное. Живые. Они будто кипели.

Лиасс подвинул стул, сел рядом и обыденно сказал:

– Ну что, Аиллена, твои Пути пока откладываются. Пора учить твоего полукровку. Магия прорвалась.

– А… – начал шут и замолк. Переваривал. Неужели на щеке останется этот шрам? Нет, ей-то он с любыми шрамами сойдет, но все равно, жалко, не вояка он, ему не нужны рубцы на лице.