Он вздыхает, его длинные ресницы трепещут, и в следующий миг темно-зеленые глаза уже смотрят на меня.
– Сара? – сонно спрашивает он.
Обожаю, как он произносит мое имя – так тепло и успокаивающе, словно обнимает.
– Спасибо за книгу, Генри, – шепчу я. – Спасибо.
Он садится, улыбаясь, очаровательно помятый со сна.
– Тебе нравится?
– Я в нее просто влюблена, – надеюсь, он слышит, что я говорю совершенно искренне. – Теперь она у меня самая любимая.
– «Чувство и чувствительность» всегда были твоей самой любимой книгой.
– Нет, теперь она любимая по другой причине, – протягиваю ему руку. – Пойдем. Пора спать.
Он берет меня за руку, но когда я тяну его за собой, заставляя подняться, он тянет сильнее, и в итоге я оказываюсь прямо между его коленями. Он смотрит на мою ладонь в своей, проводит большим пальцем по костяшкам пальцев, и эти прикосновения отзываются теплыми покалываниями в самом сердце.
– Прости за все, что сказал тебе тогда, – его голос хрипловатый, и покалывания в сердце становятся сильнее. – Это неправда.
– И ты меня прости, – говорю поспешно, ведь хочу сказать ему так много. – Я совсем не считаю, что ты эгоистичный и легкомысленный. Я не думаю, что ты – Уиллоуби. И я не верю, что ты можешь ранить меня.
– Но я уже тебя ранил.
Сердце у меня сжимается – не за себя, за него.
– Только потому, что я ранила тебя первой.
Его губы раздвигаются в улыбке, и он чуть кивает.
– Ты стала… ты очень много значишь для меня, Сара. Я и правда много косячу – так всегда было. Но в этом мне бы чертовски не хотелось накосячить.
До чего же мы странная пара – печальный мальчишка и перепуганная девчонка.
Заглядываю ему в глаза и чуть подаюсь вперед, кладя ладони ему на плечи.
– Я помогу тебе, не позволю накосячить.
– Значит, мы снова друзья? – спрашивает он. – По крайней мере, я умею быть хорошим другом.
Разве этого я хочу на самом деле – быть Генри именно другом?
Опять-таки я знаю ответ даже до того, чем успеваю закончить эту мысль. И ответ этот – нет. Но не могу же я просто взять и ляпнуть это. Да и как вообще быть? Как лучше сказать? Я никогда не умела красиво говорить, и вряд ли в этот раз у меня получится лучше. Живот угрожающе сводит.
Я должна все обдумать, найти правильные слова. Подумать, что бы сказала Элизабет Беннет, если бы ей вдруг пришлось выступить с речью вместо мистера Дарси.
Киваю.
– Конечно же, мы друзья.
«Вот же черт, черт, черт…»
Мы ложимся в постель, но никто из нас не может уснуть. Не знаю уж, что там думает Сара, но меня буквально захлестывает облегчение, что я снова могу быть рядом с ней. Я просто в восторге, как в рождественскую ночь, когда открыл все подарки и получил именно то, о чем мечтал. Разве после такого уснешь? Хочется просто трогать, перебирать их, восхищаться новой игрушкой.
– Ты думал, я глупая, да? Что так расстроилась из-за книги, – спрашивает Сара, лежа на спине, уставившись в потолок.
Я поднимаю руку и показываю ей платиновый браслет-цепочку с гравировкой, который ношу на запястье.
– Мама подарила мне его, когда мне было восемь. Я его никогда не снимаю. У меня есть «Мазератти» и короны, но эта вещь – самая дорогая для меня. Я прекрасно понимаю, что значит «дорого как память».
Она вздыхает, поворачивается ко мне лицом, подложив руки под щеку. Это моя самая любимая из ее поз – идеальное сочетание сексапильности и невинности.
Мне так отчаянно хочется поцеловать ее, что аж губы пульсируют.
– Я отреагировала так остро… по нескольким причинам. Постараюсь больше так не делать. Думаю, мне теперь стоит прежде представлять, что бы сделала твоя бабушка. Она – действительно сильная женщина, настоящий образец для подражания. Просто не могу представить, чтобы она плакала.
– Я видел, однажды.
Сара придвигается ко мне так близко, что ее нога почти рядом с моей.
– Правда? Когда?
Закидываю руку под голову, глядя в потолок, и вспоминаю.
– После той авиакатастрофы, когда погибли мои родители… Чтобы найти место крушения, понадобилось несколько дней. Ты ведь помнишь?
Она кивает сочувственно.
– В те несколько дней я все думал, думал… фантазировал. У меня всегда было богатое воображение. И даже когда их тела нашли, я не поверил. Я думал, что это все некая уловка – злая уловка какого-нибудь враждебного государства, которое просто удерживает их в плену. Или, может, все это просто какая-то ошибка.
С горечью улыбаюсь, вспоминая мальчишку, которым был когда-то. Несмотря на все то ядовитое дерьмо, которое окружает нас, на все те сложности, которые являются неотъемлемой частью нашего положения, мои родители сделали все, чтобы оградить меня. Защитить. Вот почему в отличие от моего неизменно циничного старшего брата в десять лет я был полон надежд и оптимизма. Слишком юн и чертовски неопытен.
– Я воображал, что они живут на каком-нибудь далеком острове, ждут, когда мы найдем их. Представлял, как папа с длинной обросшей бородой строит для них домик на дереве из веток и пальмовых листьев. А мама делает чашечки из кокосовой скорлупы.
Сара нежно улыбается.
– Как в «Робинзоне Крузо».