Кажется, она хотела сказать что-то еще, но режиссер объявляет начало съемки. Сара отходит в сторону, и по лестнице спускается Пенелопа – плечи расправлены, сиськи вперед, голова высоко поднята. На ней платье королевского синего цвета.
Когда Пенни спускается, я кланяюсь и целую ей руку. Пенни хихикает на камеру и занимает свое место у двери.
Потом спускается Лаура в светло-розовом платье с пышной юбкой. Она выглядит гораздо лучше, чем несколько недель назад – ее щеки стали полнее, и нездоровая бледность почти исчезла. Она коротко чмокает меня в щеку, и я отвечаю тем же.
И хотя Пенни с Лаурой – просто сногсшибательные девушки, я то и дело смотрю на Сару, которая болтает о чем-то с Франни и Саймоном.
Не могу отвести взгляд.
Потом возникает заминка, потому что Корделия и Элизабет наверху спорят, кто из них должен спуститься первой. А основной смак в том, что на них – абсолютно одинаковые платья.
Для дам – особенно благородных кровей – это смертный грех. Вы можете потрахаться с их мужчиной или оскорбить их мать, но не дай бог вы наденете то же платье.
Корделия и Элизабет, похоже, замечают это не сразу, а когда замечают, то сразу же начинают орать и вцепляются друг другу в волосы.
Ванесса Стил смотрит на разыгравшуюся драму с таким ликованием, словно ребенок, попавший в кондитерскую на Рождество.
Ресторан представляет собой скромный паб – удобный, как «Козел», но повыше уровнем, с небольшой сценой в конце. Здесь полно народу, буквально за каждым столиком, и потому очень шумно – голоса сливаются в общий шум. Реакция хозяев заведения на меня такая… странноватая. Они смотрят в мою сторону, но продолжают разговор, словно совсем не удивлены, что к ним только что вошел принц. Словно они знают, что не должны обращать на меня внимания. И они совсем не смотрят на камеры.
– Кто все эти люди? – спрашиваю я у Ванессы, когда мы рассаживаемся.
– Статисты. Американские статисты – мы доставили их сюда самолетом утром, но зрители не поймут, – она делает какой-то жест пальцами. – Немного телевизионной магии.
Я сижу за одним столом с девушками – на нас и фокусируются камеры. Члены съемочной группы, а также Сара, Саймон и Франни занимают столик рядом с нашим.
Заказываю на всех текилу. Три заказа спустя Элизабет и Пенелопа играют в камень, ножницы, бумагу. Напитки прибывают недостаточно быстро, и они начинают делать ставки. Проигравший должен спеть что-нибудь душевное на местной сцене.
Пенни проигрывает и срывается.
– О господи, господи… да я же совсем не умею петь. Я отвратно пою… Нет, я не смогу спеть для шоу – я же буду выглядеть как полная идиотка. Может, я станцую чечетку по-быстрому, а?
– Нет, – Корделия поднимает палец. – Мы договаривались о пении. Такова сделка. А если вздумаешь нас надуть – мы отстрижем твои волосы.
Пенни хмурится, хватаясь за голову.
– Никто не будет стричь волосы моей сестре.
Изумленные взгляды всех собравшихся обращаются к концу стола. Сара говорит твердо, почти угрожающе. Интересно, это тоже часть ее плана «попробовать что-то новенькое»?
Сара сверху вниз смотрит на Корделию.
– Я спою вместо нее.
– Ты? – Корделия презрительно усмехается. – Да ты даже говоришь с трудом. И в любом случае это – против правил.
Сара не сдает позиции.
– Считай, что правила изменились.
«Вот молодец»!
Корделия качает головой, а потом ее лицо вдруг приобретает злобное выражение. Подняв бокал, она распрямляет руку и целенаправленно разбивает его.
Ничего не происходит – Сара все так же снисходительно смотрит на Корделию, и злобная самоуверенность в глазах девушки гаснет.
– Уберись-ка здесь, – говорит Сара, проходя мимо нее. – Кто-то ведь может пораниться.
Франни прищелкивает языком.
– Знаешь, все это траханье в задницу превратило тебя в мерзкую сучку, Корделия. Пора уже сломать печать – может, станешь чуть добрее.
Я уже говорил, что просто обожаю Франни?
Но сейчас я сосредоточен на Саре, которая стоит на сцене в своем коротком красном платье и бормочет себе что-то под нос, нервно сцепив пальцы. Она выглядит так, словно ее либо удар сейчас хватит, либо стошнит.
Поднимаюсь и подхожу к ней.
– Ну как у нас дела? Или ты сейчас повторишь со мной тот же фокус, что и с Дэйви?
Она с усилием сглатывает.
– Не исключено. И о чем я только думала.
– Ты хотела заступиться за сестру.
Сара смотрит на толпу собравшихся, которые пока не обратили на нее внимания. Ее лицо становится все бледнее, а глаза все больше расширяются.
– Я не могу, Генри, – шепчет она.
Я расплетаю ее пальцы.
– Конечно же, можешь. Я буду здесь, рядом.
Она переводит на меня взгляд, и я подмигиваю ей, а потом подвигаю один из стульев к самой сцене, подхватываю гитару, стоящую у сцены, и перебираю струны, настраивая.
Зал погружается в тишину. Все смотрят на нас, ждут.
Сара глубоко вздыхает и закрывает глаза – не зажмуривается, просто прикрывает, словно мечтает. А я начинаю играть первые нежные нотки мелодии.
Это – Hallelujah.