Принц Генри

Это так упоительно – услышать ее признание. Знать, что я у нее – первый. Единственный.

Да, я жадный, гребаный собственник, но она – моя, моя, каждый дюйм ее тела принадлежит мне. И если бы она сейчас могла прочесть мои мысли, то наверняка назвала бы меня сексистом, а может, даже женоненавистником, но мне все равно.

Это так чертовски круто. Ну и если такие мои мысли делают меня свиньей… что ж, хрю-хрю.

– Я о таком читала. Некоторые сцены в любовных романах очень… детальны.

Сара тянет за резинку, я приподнимаю бедра, и она одним махом стягивает с меня боксеры. Освобожденный член стукает по животу.

– Насколько детальны? – с усилием цежу я, стараясь не рехнуться.

Она устраивается поудобнее, приподнимаясь на локтях, поправляет очки и внимательно изучает мой член, словно ей предстоит решить некую задачу. Что ж, внимание моему пенису явно приятно – он напряжен и чуть подрагивает. Сара охватывает его у основания и склоняется ближе – так близко, что я чувствую тепло ее дыхания.

– Ну, в книгах говорится, что здесь – самая чувствительная часть тела, особенно вот это небольшое утолщение.

Она проводит языком по головке, облизывая вышеозначенное утолщение. Откидываюсь головой на подушку – мне так хорошо, что почти больно.

– Да, это правда, – со стоном отвечаю я.

Затем она покрывает поцелуями ствол, по ходу объясняя:

– А еще там всегда упоминается массаж яичек, что с ним – приятнее, – слышу в ее голосе дразнящие интонации. – Проверим эту теорию?

«Вот же дерзкая девчонка».

Сил у меня хватает только на то, чтобы кивнуть, а в следующий миг я не могу удержаться от тихого стона, когда она берет в ладонь мою мошонку. По телу прокатывается волна удовольствия так, что каждый нерв словно наэлектризован.

– И как же он называется в книгах? – спрашиваю я, сам не зная, зачем. – Вряд ли же Джейн Остин так и пишет – «член».

А может, мне просто хочется услышать, как это произносит Сара…

– Хм, зависит от книги, – говорит она, облизывая вверх-вниз до самого основания, а потом обрисовывая своим горячим влажным язычком головку. И еще раз. – Не Остин, но другие авторы называют член членом.

«Чертовски хорошо…»

– А в других книгах его называют жезлом, или клинком… для которого женщина – ножны.

– Ого, больно, наверное.

Сара хихикает, а потом охватывает ртом головку моего члена, заставляя меня низко застонать.

Отстранившись, она неспешно ласкает меня.

– А вот это, – она чуть касается кончиком пальца головки, откуда извергается сперма, – иногда называют «жемчугом желания». И говорят, на вкус он сладкий или соленый, – и она лижет меня, черт возьми. – М-м, пожалуй, соленый.

Все, я больше не могу.

– Возьми меня в рот, Сара. На всю длину. Соси. Быстрее. Сейчас же.

Так она и делает – охватывает меня своим горячим влажным ротиком, облизывает, сосет, охватив ладонью основание, двигаясь все сильнее.

– Да, вот так… так хорошо, дорогая.

Нежно я обхватываю ее голову, удерживая ее, делая толчки между ее полными горячими губами.

– Черт, черт, черт…

Почти сразу меня накрывает волной удовольствия, и я быстро вынимаю член изо рта Сары. Накрыв ее ладонь своей, направляю ее, показываю, как нужно ласкать. А потом с низким стоном я кончаю – горячая густая струя извергается в ладонь Сары и мне на живот.

Когда силы хоть немного возвращаются ко мне, приподнимаю руку, маню ее к себе и целую в губы со всей нежностью. Чуть отстранившись, она гордо улыбается.

– Думаю, минеты – это просто чудесно.

Это выглядело бы очаровательно, если б не было так чертовски сексуально.

– Передать не могу, как рад это слышать, – хрипло отвечаю я.

Она касается спермы на моем животе, трет ее между пальцами, и я не могу не думать о том, куда еще хочу на нее кончить.

– В следующий раз, Генри, я хочу попробовать проглотить.

Следующий раз с ней меня, скорее всего, убьет на хрен.

И, пожалуй, сдохнуть вот таким способом я тоже буду совсем не против.

19

Сара

Наши с Генри отношения развиваются прекрасно… целых три дня. А потом я совершаю огромную ошибку – выхожу из комнаты прямо во время съемок. Когда его снимают с другими женщинами, в том числе – с моей сестрой.

Все начинается в столовой, где Генри завтракает с тремя оставшимися участницами телешоу – с Пенни, Лаурой и Корделией. Генри в прекрасном настроении – улыбается, смеется… поддразнивает их всех. Вот так все и начинается. Чувствуя во рту горький привкус, я думаю: «Он ведь должен шутить и смеяться со мной, только со мной».

Рациональная часть моего разума напоминает – мы ведь это обсуждали. Генри спрашивал, верю ли я ему, что он не хотел продолжать съемки, и я ответила, что верю.

Так почему сейчас я вдруг сомневаюсь в том, был ли он совершенно искренен? Или может быть – ну мало ли? – ему в самом деле нравится, когда три красивые женщины вьются вокруг него целый день напролет, а ночью в постели его ждет еще одна, в розовых очках.

По крайней мере, сейчас он явно наслаждается моментом.

Лаура прикрывает глаза в экстазе, поедая омлет, который приготовил шеф-повар телешоу, а потом говорит:

– Генри, ты просто обязан попробовать! Это невероятно!

Это же просто гребаная яичница.