Принц и нищий (СИ)

— Прошу не встревать в допрос подсудимого, пожалуйста, — попросил он. — Продолжайте, — обратился он снова к Саваде.

И тот рассказал о том, как попросился на свежий воздух, зная, что за городом находится вилла, охраняемая лишь сигнализацией и пожарной тревогой. По дороге, помня разговор Мукуро об интимных отношениях между Алауди и Деймоном, спровоцировал ссору, ляпнув, будто бы случайно, про то, как Алауди популярен среди женщин и активно пользуется этим. А потом, когда они приехали на виллу, оставил раздосадованного Деймона и сбежал на реку, ближе к деревне, ожидая, что его друзья закончат все без него. И они закончили. Почти.

Он говорил так четко и спокойно, почти не запинаясь, что Мукуро хотелось схватить его за ворот и встряхнуть хорошенько. Неужели он вообще ничего не чувствовал, когда следовал своему плану, не задумывался, не раскаивался?

— И вы ни разу не хотели бросить это дело? — озвучил его мысли адвокат, осуждающе глядя на него из-под очков. Ему уже не имело смысла искать других возможных подозреваемых, не после того, как его подзащитный сам себя раскрыл в зале суда.

Тсуна неуверенно кивнул, а потом вдруг стиснул зубы и сжал кулаки, морщась.

— Я хотел! — почти крикнул он дрожащим голосом. — Все были так добры ко мне, но… я думал о Хибари-сане, о том, что хочу, чтобы он жил, и я не мог поддаться своим эмоциям, ненужным привязанностям. Я старался избегать общения с Деймон-саном, с Мукуро, со всеми, чтобы потом не чувствовать жалость, но у меня не получилось… Я думал, я надеялся, когда Мукуро сблизился с Хибари-саном, я даже обрадовался. Если бы он попросил Деймон-сана, то он бы обязательно помог Хибари-сану, он бы обязательно!.. — На этих словах Тсуна сник также быстро, как и воспылал. — Но Мукуро сказал, что это ничего не значит, что для него все игра и…

— Боже, да я врал! — вырвалось у Мукуро, и Тсуна удивленно уставился на него, едва ли не разинув рот. — Да очевидно же, что я врал! Если бы ты сказал!..

Если бы он сказал… Если бы Мукуро сказал бы ему тогда то, что чувствовал. Что Хибари для него значит слишком много, что для него мог бы сделать так много… Тогда бы все было по-другому: не было бы этого идиотского суда, он бы не видел отца, прикованного к инвалидному креслу, не видел бы бледного лица Тсуны и поникшего Гокудеру с наручниками на руках… Если бы он просто, черт подери, сказал бы тогда правду!

— Значит, мы просто неправильно друг друга поняли, — улыбнулся Тсуна, и его грустная улыбка болью отозвалась в сердце.

Тсуна сел, кусая губу, и Гокудера успокаивающе положил ладонь на его руку. Ямамото пригнулся, чтобы взглянуть на Саваду и кивнул, улыбаясь и одобряя все его сказанные слова.

Дино долго собирался с духом, стоя у свидетельского помоста, а потом разразился гневной тирадой о том, что все вранье, и никто из них не могу бы совершить подобное.

— Я ничего не заметил, — резонно сказал он, — я знаком с ними с самого детства, я бы понял, если бы они что-то задумывали. Они вели себя обычно. Мы веселились, радовались жизни, все было отлично… — Он оперся ладонями о гладкую столешницу и тяжело вздохнул. — Если бы я знал… Я бы попытался все исправить или… я мог бы помочь… я не знаю, просто… я не верю, и все.

— Мы не говорили ему, потому что у него единственного был кто-то близкий. У него есть сестра, так что мы решили, что не стоить втягивать его, — объяснил Тсуна. — Нам же терять было нечего. Мы ведь знали, что безнаказанными остаться не смогли бы, даже следы не заметали. И не могли утянуть тебя за собой.

— Правда ли, что от вас скрывали истинные лица усыновителя?

— Да, Тсуна говорил, что его усыновила женщина. Сайонджи… Это милая женщина, которая держит магазин с цветами. Я видел ее издалека, и видел, как Тсуна с ней говорит, но лично знаком не был. Я… я был очень удивлен, когда узнал о Спейде. — Дино недружелюбно взглянул на Деймона. — Но я понимал, почему Тсуна скрывал это. Кея очень не любил детей обеспеченных родителей, и Тсуна боялся, что их отношениям придет конец. Но я бы никогда не подумал, что он…

Дино замолк, глухо отозвался, что ему больше нечего сказать, и сел рядом с Алауди, которого подняли после него.