Принц Модильяни

Я не понимаю ее агрессивности – мы ведь даже не знакомы, и отвечаю в шутливом тоне:

– Так ему и скажите. Лучше по-испански… Cabrо́n[51].

– Я вас уверяю, что сегодня Амедео просто не на высоте, – защищает меня Кики.

Кокто, как всегда любопытный, обращается ко мне, чтобы побольше разузнать.

– И что же тебя потрепало, Амедео? Есть что-то еще, кроме скульптуры? Может быть, Кики с тобой плохо обращается?

– Возможно, любовные страдания? – Эта журналистка по непонятной мне причине все-таки хочет меня спровоцировать. – Женщина способна вас довести до такого состояния?

Я не обращаю на нее внимания и продолжаю есть. Кики отвечает за меня:

– Сейчас Амедео не встречается с женщинами, насколько я знаю. А я о нем знаю все. Последняя его пассия была не как все. Она была особенная. Но уже прошло много времени.

Кики останавливается. Продуманное молчание, имеющее целью привлечь всеобщее внимание. Жану очень любопытно.

– И о ком же речь?

Кики забросила удочку – и теперь выдерживает паузу. Все в ожидании ее знаменитых сплетен, но она не намерена говорить, а хочет лишь разжечь интерес соседнего столика.

– Некоторые вещи не говорят без позволения заинтересованного лица.

Журналистка, которой я явно не импонирую, показывает свою осведомленность:

– Если это та, о ком я думаю, – это очень утонченная женщина.

Я начинаю нервничать.

– Кики, скажи синьоре, что вряд ли она что-то обо мне знает.

– Напротив, я знаю. Синьор Модильяни, вы недостаточно осмотрительны. Некоторые вещи следует делать более сдержанно.

– Я не думаю, что вы на самом деле знаете, о чем говорите.

– Поэтесса. Русская, красивая и… замужняя.

Повисает молчание. Кики раздражена: ее игра продлилась недолго.

Мне не нравятся эти разговоры в присутствии Кокто – он разболтает всему Парижу. Я поворачиваюсь к ней, улыбаюсь и, глядя ей в глаза, поднимаю бокал:

– Ваше здоровье.

– Друг мой, то есть они говорят о том, что в этом городе закрутился роман, – а я не в курсе? – Кокто выглядит слегка обиженным. – Единственные русские, которых я знаю, это…

Кики, почуяв, что могут прозвучать имена, прерывает его:

– Жан, ты же знаешь, насколько Амедео сдержан.

– Сдержанность – самая скучная вещь на свете. Ты, Кики, совершенно не такая, поэтому мне с тобой очень весело.

– Дорогой, сегодня Амедео плохо не из-за любви.

– А из-за чего?

– Из-за его упрямства в занятии скульптурой.

Кокто соглашается с Кики:

– Ты права. Камни бесцветны, а мы обожаем краски, верно?

Его спутники синхронно кивают. Кики продолжает:

– Кашель его долбит больше, чем его резец способен долбить камень. И кто покупает статуи? Эти тяжелые глыбы только загромождают пространство…

– У вас есть посредник? – подруга Жана задает неожиданный и довольно бестактный вопрос.

– Я до сих пор не знаю вашего имени.

Жан понимает, что повел себя невоспитанно:

– Простите! Я думал, что вы знакомы.

– Не имел чести. – Я не скрываю сарказма.

– Амедео Модильяни, Беатрис Гастингс. Синьора тоже занимается искусством.

Я решаю усугубить ситуацию:

– Ах, правда? Никогда о ней не слышал.

Кики толкает меня локтем, Беатрис же не обращает на мою колкость внимания.

– Так вы не ответили. У вас есть посредник?

Кики, зная меня, пытается не допустить, чтобы я потерял терпение.

– Есть, двое, но его надо умолять, чтобы он написал картину. Подумайте только, что один из них, Шерон, вынужден был закрыть его в комнате на ключ со словами: «Если не закончишь картину, останешься без еды…» Вот что такое ваше искусство: возможность поесть за счет таланта. А второй – удивительный Поль Александр, он обожает Амедео.

Беатрис встает со своего места и садится рядом со мной, провокационно улыбаясь.

– У вас болезненный вид человека, который совершенно не заботится о себе. Вы страдаете от чахотки?

Эта шутка вероломна. Я держусь спокойно, призывая на помощь весь сарказм, на который только способен.

– А вы врач? Я думал, вы занимаетесь искусством.

Я впиваюсь зубами в кусок хлеба.

– А вы все еще голодны, несмотря на то, что только поели.

– Такие вещи не принято замечать в благородном обществе.

– Вы не кажетесь мне особо благородным, а искусство ничего не значит, когда хочется есть.

– Мой друг Бранкузи всегда говорит: «Слушай свой желудок».

– Если у вас есть чистый костюм и если вы готовы помыться и побриться, я вас приглашаю на обед.

Я разражаюсь громким смехом, от которого все вздрагивают:

– Кики, посмотри на нас! На кого мы с синьорой похожи?

– Свинья и… жемчужина.

– Верно.

Я обращаюсь к Беатрис:

– Вы слышали? Сытый голодному не товарищ.

– Это значит «нет»?

Больше всех в этой ситуации веселится Кокто.

– Как приятно наблюдать за соперниками, которые стоят друг друга!

Я встаю, допиваю залпом бокал вина и залезаю на стул. В этот момент и другие гости заведения поворачиваются в мою сторону, за несколько секунд наступает полная тишина.

Я улыбаюсь публике, поворачиваюсь к Беатрис и начинаю декламировать: