Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны

В декабре 1581 года на сессии в Антверпене Вильгельму снова пришлось увещевать Генеральные штаты. Им было обещано, что Анжу им поможет, и в ожидании его прибытия они с угрюмым упорством не желали помогать себе сами. И все же раз союзники так необходимы, то слепое потворство Штатам и пренебрежение личными усилиями означало бы просто проявить безответственность. Кроме того, Вильгельм чувствовал, что назревает новая опасность. Члены Штатов потихоньку начинали бурчать – как они делали это двадцать пять лет назад, когда требовались субсидии на войну Филиппа с Францией, – что они не понимают, почему они должны оплачивать военные расходы Анжу. Это делалось для того, чтобы исказить суть дела. Какими бы ни были личные амбиции Анжу, война в Нидерландах была прежде всего войной Нидерландов. «Это не война в этой стране, – писал Вильгельм, – это наша собственная война. Сейчас вы решаете лишь вопрос о том, что касается вас». Отречение сделало их ответственными только за себя; но главное слово было ответственными.

В то же время в Англию к Анжу шли письма, заклинающие его приехать. Но он все медлил, надеясь завоевать королеву вопреки очевидной воле ее народа, пока наконец не был послан Сент-Альдегонд, чтобы забрать его оттуда. В знак личной преданности герцогу Вильгельм включил в состав делегации своего сына Юстина, предлагая Анжу, если он согласен, сделать его своим придворным. Предложение было принято, и послушный молодой человек стал одним из членов свиты Анжу. Что думал Юстин со своим фламандским буржуазным воспитанием, отразившимся в каждой черточке его благодушного круглого лица, о своих придворных товарищах, история умалчивает, возможно, ничего особенного, поскольку ему предстояло пройти через всю свою длинную и добродетельную жизнь с несколько озадаченным мягким выражением лица человека, постоянно находящегося немного не в своей тарелке.

Только в феврале 1582 года Елизавета наконец распрощалась со «своим маленьким французским лягушонком», пообещав стать его женой, когда он обоснуется в Нидерландах, и отправив с ним Вильгельму и Штатам пылкое рекомендательное письмо, написанное рукой блистательного Лестера.

2

Если первая задача Вильгельма – убедить Штаты принять Анжу – была трудной, то вторая – убедить их полюбить его – неразрешимой. Елизавета не без основания называла это маленькое создание своим лягушонком, из него действительно получилась бы вполне сносная лягушка. Его необычная внешность была упакована в роскошные до неприличия одежды, дополненные помадой, пудрой, краской, покрытыми лаком щеками и фантастическим шелковым париком. Нельзя сказать, чтобы все это имело значение, если бы он заслуживал доверия или был просто глуп. Но нет. Не испытывая уважения ни к чему и ни к кому в Нидерландах, он планировал получить ничем не ограниченную власть и считал, что один стоит всех этих важных сановников, которые приветствовали его, когда он сошел на берег во Флашинге, всех этих грузных нидерландцев и престарелого принца Оранского. Но он ошибся, потому что Вильгельм, сохраняя собственный совет, прекрасно знал, что лягушки бывают скользкими.

Прием Анжу в Антверпене носил все внешние признаки дружелюбия. Там были и обычные речи, и живые картины, и триумфальные арки, и салют, но никакого спонтанного энтузиазма, а по некоторым деталям недоверие его новых подданных было уже очевидно. Ему пришлось дать клятву уважать хартии Антверпена – с большой помпой и почтением, но за стенами города. Наконец, Анжу провели в город и в кафедральном соборе официально провозгласили герцогом Брабантским. Через три недели он произнес клятву перед Генеральными штатами.

Каждый раз, демонстрируя личную дружбу и формальное почтение к Анжу, Вильгельм пытался окутать его ореолом своей популярности. Он постоянно находился при нем, наблюдал за его игрой в теннис, обедал у него и приглашал Анжу на обед к себе. Но все это лишь усиливало недоверие толпы. Те представители наиболее знатных семей Юга, которые были недовольны своими перспективами у Пармы и вернулись в Антверпен, чтобы выяснить, в чем состоит подвох новой ситуации, не были друзьями Вильгельма, и жители Антверпена чувствовали только тревогу и огорчение, когда видели, как их принц Оранский выходит с обеда играть в жё-де-пом[22] в окружении знатных молодых конформистов, каждый из которых, по мнению толпы, с большим удовольствием нанес бы ему удар в спину.