И все же Вильгельм верил, что постепенно сможет сделать Анжу если не популярным, то, по меньшей мере, приемлемым. Первым делом ему пришлось очень аккуратно реорганизовать свое окружение, поставив на большинство высших постов фламандцев. Сам он должен был стать главным камергером Анжу, его сын Мориц – конюшим, как только достигнет нужного возраста. Его незаконнорожденный сын Юстин постоянно занимал видное место среди придворных Анжу. На деле все это оказалось достаточно бесполезным, и единственную реальную помощь в этой трудной ситуации Вильгельму оказала его жена. Исключительная мягкость и очарование Шарлотты сделало ее популярной фигурой в Антверпене, где никто не воспринимал ее именно как «француженку». Но она была бесспорной француженкой и, более того, кузиной Анжу. В его свите состоял ее единственный брат, тот самый, ради которого ее заставили отказаться от своего приданого и уйти в монастырь. Но прошлое осталось в прошлом, и теперь желание Шарлотты помириться со своей семьей могло исполниться.
Радушный прием, который она оказала брату, распространился на всю свиту Анжу. Как снисходительно отзывались о ней люди, она стала матерью им всем.
Но чтобы сотворить чудо с Анжу, требовалось нечто большее, чем такт Вильгельма и доброта Шарлотты. Он сам был своим злейшим врагом, поскольку не видел причин менять свое поведение сообразно обычаям фламандцев. Его фавориты расхаживали по Антверпену, вызывая отвращение у степенных бюргеров своей экстравагантностью, а у простых людей своим французским высокомерием, в то время как в личных покоях Анжу они пререкались, бранились и оскорбляли своего хозяина, что абсолютно не соответствовало важности и величию его нового положения. Вильгельм попытался склонить герцога к более официальному поведению, но в ответ встретил лишь грубость. Когда бывший фаворит Генриха III, а ныне фаворит Анжу, неистребимый Сент-Люк шлепнул соперника по лицу, Вильгельм, не сдержав возмущения, вмешался. Подобные дурные манеры, сказал он, недопустимы ни при одном приличном дворе; Анжу должен наказать обидчика, невзирая на его ранг и привилегии. Если бы такое произошло в дни его молодости при дворе императора Карла… «Да будет вам! – воскликнул Сент-Люк, не дожидаясь, когда Вильгельм закончит или ему ответит Анжу. – Не вам рассказывать мне про императора Карла. Если бы он сейчас был здесь, вы бы уже лишились головы». С этими, несомненно, справедливыми словами фаворит вышел из комнаты, оставив всю компанию хихикать над онемевшим Вильгельмом.
И все же, несмотря на все недостатки, Анжу приносил реальную пользу. Король Франции, не желая открыто ссориться с королем Испании, изображал отсутствие интереса к Нидерландам, но тем не менее рекруты для Нидерландов набирались, и брат Шарлотты должен был ехать назад во Францию, чтобы собрать их вместе и командовать ими. Впервые за три года стало казаться, что, если весной Парма начнет наступление, Штаты смогут позволить себе контратаку. Вильгельм выглядел уверенным и веселым и, видимо, в целом чувствовал себя хозяином положения.
3
В воскресенье 18 марта 1582 года у герцога был день рождения, в честь чего планировались пышные дорогостоящие празднества с конными состязаниями, которые должны были завершиться в доме Анжу вечерним застольем с восемнадцатью переменами мясных блюд. Этому событию предстояло открыть весенний сезон. За два или три дня до этого португальский купец по имени Аньястро запросил пропуск для поездки по делам в валлонские провинции. Подписание подобных пропусков входило в число рутинных обязанностей Вильгельма. В таком улье, как Антверпен, невозможно было проверить каждого иностранного купца или отследить на дорогах каждого путешественника. Аньястро во весь опор поскакал к Парме в Турне. Там, получив аудиенцию, он радостно сообщил, что поселил у себя на складе клерка по имени Жоан Жауреги, которого снабдил пистолем, патронами, новым платьем и исчерпывающими указаниями, как застрелить принца Оранского, когда тот явится на обед в воскресенье 18 марта. Громко восхваляя собственную смелость, он напомнил Парме о двадцати пяти тысячах экю, обещанных за убийство принца Оранского. Парма с отвращением ответил, что убийство еще не произошло и, по его мнению, смелость намерен проявить Жоан Жауреги. Тем не менее Аньястро остался ждать дальнейших событий в его лагере.