Я почти слепой. Едва живой, но все еще держусь и ухожу от удара. Делаю подсечку и бью соперника в пах, его сгибает и я добиваю коленом, ломая ему нос.
А дальше позвоночник простреливает огнем. Удар со спины, выворачиваюсь и бью в горло, этот удар лишает четвертого бойца кадыка.
– Стоп!
Слышу голос Змея и заваливаюсь полутрупом на песок, прикладываюсь башкой, не чувствуя боли…
Глава 55
Мэри Кац
Всю ночь не могла сомкнуть глаз. Мысли вихрями кружились и утаскивали меня в омут страдания и сожаления.
Мама… Моя красивая и такая добрая Аврора в реанимации борется за жизнь, а парень, которого так долго считала кем-то родным, обречен на смерть.
– Я так больше не могу!
Давлюсь всхлипом и опять плачу. Тело колотит от холода и успокоительные не помогают. Они просто вырубают сознание на час-полтора, заставляя провалиться в тревожный, беспокойный сон, после которого все повторяется вновь.
Тело ломит. Меня сотрясают спазмы и тремор рук. Это стресс и его проявления. Наблюдаю на себе всю симптоматику и ничего не могу с собой поделать.
Ничего не изменить, время не повернуть вспять, и мне остается только надеяться. Надеяться, что мама выживет и… Фил промахнется…
– Господи, как так вышло, что я полюбила того, кого не должна была?! Того, кто несет на себе печать смерти?! – на грани слышимости шепчут сухие губы, а слезы все текут.
Кажется, они бесконечны.
Встаю с постели, меня шатает и тошнит. Смотрю на поднос, который оставили на кофейном столике, и понимаю, что не притронусь к еде. Не смогу. Ничего не хочу.
Открываю балконную дверь и выхожу на воздух, чтобы прогнать тошноту. В желудке только вода с лекарствами и меня мутит. Пытаюсь дышать, когда вижу высокого мужчину, идущего быстрым шагом в сторону полигона.
Джокер.
Руки впиваются в перила, хочу окрикнуть его, позвать, броситься к нему и обнять, чтобы успокоил, чтобы отогнал все страхи. В его руках надежно и можно приткнуться в литую грудь и выплакаться.
Но я молчу. Прикусываю губы и смотрю, как он приближается к мужчинам, стоящим полукругом.
Щурюсь, пытаясь распознать, что именно происходит. Хоть иди и бинокль находи.
Издали вижу, что Фил останавливается и снимает футболку. Там много народу. Узнаю Змея, отцовский друг и глава службы безопасности.
Что-то происходит. На душе тревога и нехорошее предчувствие. В следующую секунду я леденею, потому что то, что вижу… это не спарринг, это не тренировочный бой.
Там рубилово.
– Фил… Боже…
Сиплю. Голос пропадает. От шока не могу и слова внятно произнести. Даже издали я понимаю, что Гринвуд бьется на жизнь и когда он побеждает и заваливает огромную скалу, оседая, мое сердце рвется на части.
Но это только начало. Дальше бой продолжается и на Фила опять нападают. Слезы мешают, я отворачиваюсь и прижимаю пальцы к груди. Хочется бежать сломя голову и орать, чтобы прекратили этот ужас, чтобы не трогали.
Опять разворачиваюсь и смотрю на дикую схватку.
Хочу крикнуть:
– Хватит! Довольно! Отпустите его!
Эти слова вылетают из сухого горла шепотом, а пальцы скрючиваются на перилах.
– Нельзя, Маша. Нельзя! Думай головой! Думай!
Это казнь. Отец наказывает. За что могут судить ассасина? Он не убил Даню, не выполнил заказ.
– Боже…
Шок от всего произошедшего не дал мне тогда сообразить, что именно я просила у Гринвуда…
Отец ведь привык карать за провинность и ошибки. Он жесток.
– Ты знал… изначально понимал, чем обернется моя просьба…
Этот сильный, безумный мужчина, в отличие от меня, просчитал, какие последствия могут быть… И все равно он промазал.
– Фииил…
Имя срывается рыданием, сердце бьется и ломается в осколки, которые ранят со всей силы.
Если сейчас вмешаюсь, сделаю только хуже. Подставлю Гринвуда. Ноги слабеют, прислоняюсь к перилам и скулю.
Все тело напряжено, сердце рвется от желания броситься туда, кричать, чтобы не трогали, чтобы отпустили, но сильный мужчина никогда мне этого не простит.
Если Кровавый поймет, что киллер промазал не случайно, тогда Джокера точно убьют.
А сейчас, зная Ивана и его характер, я понимаю, что Филу дали шанс. Призрачный и жестокий. В стиле моего отца. Но у Джокера есть возможность выжить…
– Терпи, Мэри… Терпи… ради Фила.
Жмурюсь и закрываю уши, потому что даже издали мне кажется, что до слуха доходит звук глухих ударов и хруст костей.
– Хватит, пожалуйста, хватит…
Судороги сковывают тело, выгибают позвоночник и заставляют чувствовать болевые спазмы. Мышцы во всем теле горят так, словно меня протыкают миллионами огненных игл.
Сцепляю зубы, чтобы не закричать в голос, и в какой-то миг я вылетаю в спасительную темноту, теряю сознание.
В себя прихожу от гула мужских голосов. Веки кажутся тяжелыми и неподвижными, не могу открыть глаза. В голове шумит и в висках давит. Туман постепенно развеивается, и я распознаю тембр отца, а вот собеседника не узнаю.
– Иван Дмитриевич, Мэри нужен абсолютный покой, и желательно никаких стрессов.
– Что с моей дочерью, Абрам?
– Я не терапевт, я хирург…
– В сложившейся ситуации я доверяю только тебе.
– Ты мне из больницы Форт-Нокс сделал. Войско подогнал. Не очень похоже на доверие.