Принцесса Иляна

— Нет, я серьёзен, — ответил супруг и провёл тыльной стороной ладони по её щеке. — Я больше нигде не найду женщину, которая будет произносить моё настоящее имя, как ты. С таким особым венгерским выговором. И нигде не найду женщину, которая была бы так уверена, что имеет право расспрашивать меня о государственных делах. Для любой другой у меня был бы ответ, что это её не касается, но тебе... Вместо того, чтобы запретить тебе спрашивать, мне хочется тебе рассказать, что меня тревожит.

— Я думаю, что многие женщины Венгерского королевства произносили бы твоё валашское имя с венгерским выговором, — спокойно возразила Илона, но почему-то потупилась, уставилась на свои руки, покоившиеся на одеяле. — И также я думаю, что многие могли бы понимать твои рассуждения о политике. Особенно женщины высокого положения.

— А где не найду женщину, которая заставила бы меня выучить венгерскую грамоту? — не унимался муж. — Это только тебе удалось. Ни для кого другого я бы это не сделал.

— Почему ты так говоришь? — снова спросила Илона, но теперь на смену удивлению пришло замешательство.

— А почему ты не хочешь меня понять? — всё больше настаивал Влад и, кажется, где-то в глубине души начинал сердиться. — Почему?

— Я пытаюсь...

— Нет, ты понимаешь меня, но делаешь вид, что не понимаешь. Ты не хочешь, чтобы я тебя любил?

Что он сказал? Илона почувствовала, как против воли начинает колотиться сердце.

— Ты хочешь сказать, что полюбил меня? — спросила она, но происходящее всё больше казалось розыгрышем.

Илона никогда не предполагала, что дело дойдёт до подобного излияния чувств. Ведь она с мужем жила в договорном браке. В таком браке самое большее, что обычно возникает, это чувство привязанности, но любовь — нет. Вернее сама Илона уже давно поняла, что полюбила нового мужа, но полагала, что он-то её никогда не полюбит...

— Да, — сказал Влад. — Именно это я и хотел тебе сказать. Минувшей ночью у меня было время подумать, и я понял, что не хочу даже представить свою жизнь без тебя, как бы истёрто ни звучали эти слова. Они такие же истёртые, как брачные клятвы, которые даются перед алтарём, но разве эти клятвы никто не произносит всерьёз?

— Я... — Илона сглотнула, — я произносила их всерьёз, когда мы женились.

— Вот видишь, — муж тихо засмеялся и поцеловал её в щёку, уколов усами, а затем продолжал: — Поправляйся поскорее. Хочу, чтобы ты снова ходила за мной по дому и задавала вопросы, которых мне ни от кого больше не услышать: как вести себя с боярами и почему у нашего сына не может быть двух крёстных отцов. Кстати, я придумал малышу имя — Михня. Михай, если по-вашему, в честь твоего дяди. А окрестим другим именем — Иоанн. У меня в семье всех мужчин крестят Иоаннами, а называют как угодно. Такова традиция.

Он поднялся на ноги и сделал несколько шагов к двери, а Илона, по-прежнему оставаясь в некотором замешательстве, произнесла:

— Влад, ты не спросил, люблю ли я тебя.

— Но ведь ты сама уже призналась, — ответил муж, снова повернувшись к ней. — Ты же призналась, что произносила брачные клятвы всерьёз. Да я и раньше видел, что ты меня любишь. Правда, временами сомневался, но когда ты стала слать мне письма в лагерь под Шабацем, понял, что дальше сомневаться будет только глупец.

Илона улыбнулась, но ни словом, ни жестом не показала, что теперь ей всё ясно и разговор можно считать оконченным. Она сама никак не могла решить, удовлетворена признанием или нет. Всё совершилось как-то буднично и быстро...

Меж тем муж помялся немного, затем вернулся к жениной кровати, снова присел на край, сжал руки Илоны, покоившиеся на одеяле, в своих и вдруг наклонился, поцеловал ей обе ладони и заговорил торопливо, не поднимая головы:

— Честно сказать, под Шабацем я сам ещё не думал, что полюбил тебя. Но минувшей ночью, когда казалось, что мне вот-вот принесут весть о твоей смерти, я понял, что не хочу лишиться тебя. И не потому, что мне жаль потерять женщину, которая меня любит, а потому что моё сердце к тебе привязано. Что будет с моим сердцем, если ты ляжешь в могилу? Наверное, это нехорошо: думаю о тебе, но беспокоюсь о себе.

— Перестань, — снова улыбнулась Илона. — Я тебя понимаю.

— И не сердишься за то, что я так себялюбив? — Муж повернул голову и посмотрел на неё краем глаза.

— Говори мне почаще о своём себялюбии, — попросила Илона.

Это казалось странно, но теперь, когда всё обратилось в шутку, она вдруг перестала сомневаться в серьёзности происходящего, перестала считать это розыгрышем. Ладислав Дракула говорил о любви серьёзно!

— Скажи... — муж снова поцеловал ей руки, продолжая сжимать их, — сейчас твоя жизнь вне опасности? Ведь верно? Верно?

— Да, со мной всё будет хорошо, — произнесла Илона, поцеловав его в затылок, но чувствовала, что муж ей как будто не верит.

Она уже не знала, радоваться ей, или нет, потому что вдруг подумала: «А захочет ли он теперь иметь дело со мной как своей супругой? Станет ли делить со мной постель, если боится ненароком стать причиной моей смерти?»

III