Когда Маргит наводила справки, одна из материных столичных подруг случайно услышала разговор и поспешила обрадовать «будущую бабушку»:
— Знаешь, кто вдруг понадобился твоей старшей дочери? Неужели, после стольких лет случилось чудо? Господь милостив.
Разумеется, «будущая бабушка» поехала в дом к Маргит, начала допытываться, выяснила, для кого ведутся поиски на самом деле, а в итоге разволновалась. Агота Сери-Поша даже тогда, когда выдавала свою младшую дочь замуж за «того самого Дракулу», не думала, что в браке появятся дети, пусть такая возможность и обсуждалась при заключении брачного договора.
Все привыкли, что над королевской семьёй висит проклятие бездетности, а про Матьяша говорили, что он сумел прижить внебрачного сына только потому, что перестраивал главную церковь в Буде, почти отстроил заново: Господь смилостивился и даровал Матьяшу сына. «Неужели, смилостивился и над Илоной?» — наверное, думала мать, и ей оставалось непонятным, как же следует принять происходящее: радоваться или нет? Появление ребёнка — радость, но если речь идёт о ребёнке Дракулы...
— Почему ты мне не сказала? — этот вопрос Агота Сери-Поша задала младшей дочери прямо с крыльца, входя в прихожую пештского дома.
— Я не сказала, потому что пока не о чем говорить, — пролепетала Илона, стоя в прихожей, и с укоризной посмотрела на старшую сестру. Маргит ведь не предупредила, что придёт вместе с матерью — лишь сказала, что нашла повитуху и явится вместе с ней.
«Ну, хоть в чём-то не обманула», — приободрилась Илона, когда увидела рядом с сестрой упитанную женщину средних лет в простом сером платье и белой косынке, скрывавшей волосы. В руке у женщины была корзина с плетёной крышкой.
— Вот сейчас и мы узнаем, беременна ты или нет, — меж тем произнесла мать, строго взглянула на младшую дочь, а затем повелительным жестом указала на лестницу, ведущую наверх — туда, где находилась спальня.
То, что мать распоряжается в доме, как хозяйка, было неприятно. Илона предпочла бы сначала сама поговорить с повитухой и окончательно решить, можно ли довериться этой женщине, но теперь выбора не оставалось. Следовало слушаться.
Жена Дракулы тяжело вздохнула и побрела наверх, а вот повитуху всё происходящее, кажется, забавляло. Эта женщина едва заметно улыбалась, тем самым показывая, что наблюдает семейные сцены не впервые. Илоне даже показалось, что улыбка нагловатая, и это подозрение перешло в уверенность, когда повитуха вошла в спальню и осмотрелась — тоже будто хозяйка. Увидев кувшин с водой, тазик для мытья рук и полотенце, женщина перевела взгляд на кровать, а затем — на окна, из которых лился яркий дневной свет, и будто подумала: «Годится».
Мать Илоны тем временем оставалась всё такой же строгой:
— Приступай, — повелела она повитухе, и только тут жена Дракулы, наконец-то, очнулась от оцепенения, в которое впала.
— Нет.
— Как это «нет»? — удивилась мать.
— Матушка, вы с Маргит должны выйти и подождать в одной из соседних комнат. При вас я не хочу быть осмотренной.
— Дочка, нечего привередничать, — возразила мать. — Что плохого, если я останусь?
— Нет.
— Доченька, но я же с ума сойду от беспокойства!
— Нет, — Илона сказала это, как и предыдущие «нет», очень твёрдо, поэтому её желание было исполнено, но повитуха, закрывая дверь за уходящими женщинами, всё так же нагловато улыбалась.
«Нет, сама я бы её не выбрала, — думала жена Дракулы. — Уж слишком она самоуверенная».
Илона не очень хорошо представляла себе, как должен проходить осмотр, поэтому, присев на край кровати, решила прямо спросить:
— Что от меня требуется?
— Сперва, госпожа, мне нужно вас расспросить, — ответила женщина. — Вы позволите, если я тоже присяду тут рядом с вами, с краешку?
Жена Дракулы позволила, а после этого пришлось отвечать на множество вопросов, некоторые из которых в ходе разговора задавались по нескольку раз. Особенно часто повторялся вопрос: «И как вы себя теперь чувствуете? Что-то болит? Беспокоит?»
Так из-за этих настойчивых расспросов Илона вспомнила, что со времени отъезда мужа все дела делала будто через силу. Всё время хотелось прилечь, даже если спать не хотелось. Но ведь нельзя же так себе потакать и лениться!
Вспомнила Илона и то, что, наверное, переела за последнее время. Ей никогда так раньше не хотелось есть, но, наверное, опять не следовало себе потакать, потому что утром теперь стало подташнивать. Иногда до рвоты.
Повитуха кивала, но явно не потому, что соглашалась с этими рассуждениями — она лишь показывала, что слушает, так что Илоне стало ещё более неприятно. Почему-то вдруг захотелось, чтобы пожалели, сказали что-нибудь успокаивающее. А успокаивающих слов не было. Всё та же едва заметная насмешливая улыбка.
И ещё было много очень нескромных вопросов, на которые Илона просто не знала, что ответить. Это касалось не только регул, а вообще всего. Стала ли она чаще мочиться? Не мучают ли запоры? Выделяется ли некая жидкость из сосков? Эти и другие вопросы вызывали стыд и недоумение.
— Я не замечала. Не следила, — отвечала Илона.