Принцесса Намонаки

Помню только, как хваталась за плечи стражников, чтобы не упасть. Не думаю, что карета настолько тряслась – она, кажется, вообще стояла, но стражники терпели, а богато одетые девушки смотрели на меня с любопытством и отвращением. Я бросила на них один-единственный взгляд, пытаясь сообразить, зачем меня сюда вообще привели, как вдруг одна из них вспорхнула с дивана-трона и бросилась ко мне.

От нее пахло пачули и бергамотом, в волосах ее звенели золотые бубенцы – все, что я запомнила. И голос – тихий, испуганный, полный слез:

– Ичи, Ичи, Ичи…

Девушка повторяла это, а до меня не сразу дошло, что она звала принца по имени. Каким-то чудом, дурея от запаха ее духов и собственной слабости, я прохрипела:

– Мама…

Королева Лянь всхлипнула и обняла меня крепче, зашептав на ухо:

– Я убью его. Я убью твоего отца, как он посмел?..

– Не надо, – ответила я, не совсем понимая, это еще явь или уже сон. – Не надо, я сам…

А потом все-таки потеряла сознание.

Чудесно, наверное, выглядел принц, когда упал в руки матери прямо на глазах у невест. Жених хоть куда!

Раньше, когда я представляла встречу с королевой Лянь, то видела в своем воображении, как она бросает на принца взгляд и кричит: «Обманщик! Это не мой сын!» – и меня волокут на плаху. «Она же мать, – думала я. – Она все поймет. Она же так любит своего Ичи».

Я не учла, что именно эта любовь застит королеве глаза. Она давно не видела сына и нарисовала в голове его образ: идеальный, но не настоящий. Удивительно, но я в теле принца, похоже, соответствовала этому образу. Я смотрела дерзко – и ей нравилось. Я говорила то, что вряд ли сказал бы настоящий Ичи, – и она улыбалась. Королева признает, что ее сын изменился – как признал и император, но в лучшую сторону, а значит, все хорошо. Похоже, ее куда сильнее волновало, хорошо ли я выспалась и сытно ли поела, не болела ли у меня голова и не ныла ли грудь – у Ичи раньше часто ныла грудь. Ну еще бы!

Уже после того, как пришла в себя в роскошном шатре, полном слуг, я внимательно рассмотрела королеву, которая всячески старалась мне угодить. По-простому, как матери это делают: подушку приподнять, покрывало подоткнуть. И знаете… За мной здесь никто не ухаживал… Не по приказу, я имею в виду. Всем было бы плевать, потеряй вдруг принц свой титул.

Королева любила сына, а, значит, теперь и меня. Не знаю, как это описать, но… Мне кажется, в прошлой жизни с родителями у меня были проблемы, потому что психу-императору я почти не удивилась, а вот любящая мать оказалась мне в новинку.

Дорогой император, если вы расшифровали эти записки и читаете их сейчас, знайте: вы псих и мизинца королевы Лянь не стоите!

И мне очень, очень больно от того, что однажды она может узнать, что ее настоящий сын на самом деле мертв, а я всего лишь самозванка в теле принца. Я постараюсь, чтобы этого не случилось как можно дольше.

Невест я пока не видела: за мной ухаживают слуги и мать. Мама?.. Сейчас я пишу это в кровати. Повозка катится, но легко, хотя буквы иногда прыгают и пару клякс я уже поставила. Или это от слез?

Вскоре ко мне пришла Рен. Вся поцарапанная, испуганная, но так радовалась мне, что чуть не навзрыд рыдала. Говорила, что это чудо и она уже не чаяла увидеть своего господина.

Меня спросили, конечно, как я сбежала от Плащей. Всех же, считай, убили. Я обронила, что прикончила охранников и ушла из лагеря незамеченной. Погони не видела. А что, она была?

Наверное, нет – кто-нибудь из слуг проговорился бы, если бы видели, как горел лес. А они должны были видеть, пламя ведь так полыхало!.. Но всех устроил мой ответ, только мать целовала мне исцарапанные руки и причитала, что Ичи же такой добрый, ах, как сложно ему было, наверное, убить.

Сложно… Я даже ничего не почувствовала. Этот мир уже изменил меня, а я и не заметила.

– Да ладно вам, матушка, – проговорила я. – Я способен о себе позаботиться.

Королева восторгалась: «Как Ичи возмужал!» Да-а. Обзавелся женщиной в своем теле и резко возмужал… Бывает.

Я описала здесь все как было, не только для императора, но и чтобы избавиться от этих воспоминаний. Теперь мне и правда легче, теперь они прошлое. Надеюсь, картинки разлагающихся трупов, безжалостного кицунэ и равнодушного Ли перестанут то и дело всплывать в моей памяти.

Просто оставьте меня, наконец, в покое. Все вы!

Я устала, так устала… Так много смерти… Что я скажу хозяину моих телохранителей, главному Пауку? В договоре был предусмотрен такой пункт, я помню, и теперь он должен предоставить мне новых слуг. Я понимаю, они мне нужны. И да, знаю, работа у них такая. Но не хочу, чтобы кто-нибудь снова погиб из-за меня. Хватит. Правда, хватит. Почему все это просто не может остановиться?

Почему я отправила сегодня Рен за новым флаконом яда взамен того, что скормила охранникам в пещере? Хочу убить им кого-то еще?

Почему я ничего не чувствую – ни горя, ни вины, только усталость? И тоску – из-за Ли. Почему он важнее всех, даже тех, кто уже умер, кого я сама убила?

Почему я не могу просто вытащить эту проклятую любовь из сердца, как занозу, – и излечиться?

Глупые вопросы.