Принцип домино. Покой

Боль тисками сжала голову. Мир вокруг начинать мелькать цветными кадрами на потускневшей пленке, пока перед глазами не осталось только багряно-красное. Эванс лежала на холодном полу, задыхаясь от ужаса, и пыталась открыть проклятую дверь, которая опять никак не хотела открываться. Она протянула руку в надежде ухватиться за что-то и выбраться из окружающей темноты, но хватала рукой лишь воздух. В какой-то момент дышать стало невозможно. Все вокруг померкло. Остался только страх, за которым пришла темнота.

«Чтоб тебя, Эванс», – Адам не ожидал от нее подобного. У девчонки началась самая настоящая истерика, больше напоминающая серьёзный приступ панической атаки. Он намеревался ее припугнуть, но состояние Эванс уже грозило реальным вредом физическому здоровью. Жалость и сострадание заскребли внутри когтями, прорывая себе путь наружу из заточения, куда Адам спрятал их на сегодняшний вечер и с запозданием понимал, что перегнул палку. Желая отплатить Эванс ее же монетой, он неосознанно и разом вытащил наружу всех ее демонов, что рвали разум девчонки, словно лист бумаги. Миссию на сегодня Адам выполнил блестяще, но радости и удовлетворения от расплаты Костлявой он почему-то не почувствовал. Ларссон осторожно присел рядом с ней и протянул к ней руку, но Эванс смотрела в пустоту невидящим взглядом, тщетно пытаясь сделать вдох. Черный шарф, скрывавший его лицо, оказался на полу.

– Эй, тише, тише, не бойся, – его смягчившийся голос терялся на фоне ее всхлипов и лишь сильнее пугал.

Голову словно сдавило железным обручем. Резкая боль не давала открыть глаза. Эванс уже приготовилась отключиться, что виделось лучшим исходом. Погружение в спасительное небытие прервало ощущение тепла чужого тела и прикосновения, что пытались хоть как-то унять ее истерику, выдергивая измученное сознание из скопления ночных кошмаров.

– Прости, я переборщил, – прижав ее к себе, Адам заметил, как Эванс ощутимо трясет. Он гневно отчитал себя, что перестарался. Теперь ему предстояло привести странную девчонку в чувства. «Что с тобой теперь делать-то, ненормальная?» – Ларссон все еще оставался шокирован абсурдностью ситуации. Для него пытаться успокоить истерику Костлявой равносильно простому отговариванию Хейза от зверских убийств. «Лиам… за успокоением придет расплата», – вспомнил он ее слова, обретавшие смысл в ином свете.

– Тише, я здесь, тебя никто не обидит, – проговорил он тихо над ее ухом, делая голос схожим с братом по интонациям. Эванс начала понемногу успокаиваться и всхлипывала реже. Ожидая от неё чего угодно, Ларссон на всякий случай подстраховался, используя реципрокное имя, и подкинул ее мозгу успокоительное производства Лиама Ларссона:

– Тише, мышка, тише, все хорошо, – он обнял ее, трясущуюся от слез и ужаса, и прижал к себе, гладя по волосам.

Дотронувшись губами до ее покрытого испариной лба, Адам проверял температуру. Ее кожа была холодной, несмотря на очевидный стресс и бешеный стук сердца, что отчётливо чувствовался под его рукой. Ларссон так и сидел рядом с ней на полу и повторял слова успокоения, пока Эванс в его руках не перестала метаться, затихнув. Дыхание выровнялось, она постепенно начала согреваться от его тепла, всхлипы стали реже, а затем и вовсе прекратились.

– Успокоилась? – от его былого сарказма и злости не осталось и следа. Совесть Ларссона уже выбралась наружу и кидалась камнями в пруд его душевного спокойствия, нарушая его расходившимися волнами стыда за содеянное.

– Да, – невнятно ответила Эванс. Когда сознание вернулось, она с удивлением обнаружила себя сидевшей на полу и прижатой к боссу, пытавшемуся привести её в чувства после нескольких минут, проведённых ею в личном аду.

Боль в голове постепенно стихала. Дышать становилось легче. Комната снова приобрела привычные очертания, сообщая, что все происходящее реально, и сейчас она у себя дома, а не возле железной двери в тёмном коридоре. Рядом с ним страх отступил подобно морскому отливу, уступая место стыду за проявленную слабость. Меньше всего ей хотелось, чтобы кто-то видел её такой, тем более он.

– Я не хотел, чтобы так вышло, – он осторожно гладил ее по волосам, все еще опасаясь напугать сильнее.

– Лжете, – пробубнила Эванс, пряча лицо под ворот его куртки.

Адам закатил глаза, радуясь, что она этого не видит.

– Откуда мне знать, что лжец и манипулятор страдает паническими атаками? – предъявил он, зарывшись носом в ее волосы и искажая шепотом свой истинный голос.

– До этого я ими не страдала. Спасибо за подарок, сэр, – говоря с обидой, Эванс глубже зарывалась носом в складки его одежды. Знакомый запах мокрой кожи со следами бензина постепенно возвращал в реальность и давал почувствовать почву под ногами.