Принцип домино. Покой

– Не надо, – прервала она его слова. – Пейте. Виски отменный. Подарок от Лили, – Эванс взяла со стула промокшее пальто и вышла из квартиры, оставив Ларссона в одиночестве.

Покой. Все о чем она мечтала это немного покоя, но даже в собственном доме она могла получить его лишь в обмен на боль и ожившие страхи. Она брела по улицам старого города изученной наизусть дорогой, которую могла пройти даже с закрытыми глазами. Эванс остановилась на перекрестке возле одного из самых узнаваемых зданий в Нордэме, что некогда служило его символом, а сейчас стало обителью для заблудших душ и сердец. Сквозь тучи на хмуром ночном небе пробивалась убывающая луна, царапавшая острыми краями шпиль старой гостиницы Посейдон.

– Ты опять сюда пришла, малышка? – низкий мужской голос и стук тонких каблуков за спиной огласили пустую улицу и известили, что Эванс больше не одна на перекрестке под тусклым фонарем. – Каждый раз приходишь сюда, стоишь, молчишь и пялишься в пустоту, – ночная королева в блестящей мини-юбке и рыжем парике остановилась рядом с ней. Наверное, Эванс заняла ее рабочее место, хотя в этом районе вряд ли могла сойти за конкурентку бравым ледибой.

– Ты здесь что-то потеряла, малыш? – голос звучал скорее обеспокоено, чем враждебно. Они давно перестали прогонять ее с рабочих мест, привыкнув, что иногда странная девочка приходила сюда помолчать и уходила также незаметно, как и пришла.

– Да, – хрипло сказала Эванс, ища глазами выбитые окна гостиницы, заколоченные досками.

– И что же ты потеряла, девочка моя? – поинтересовался у нее темнокожий травести, чьи слова слышались пропитаны сочувствием.

– Покой, – тихо ответила она и смотрела, как умирающая луна освещает позеленевший от времени трезубец статуи Посейдона, увенчивавшего здание старой гостиницы.

Багряно-красное

Короткий зимний день медленно тускнел, даря жителям Нордэма непередаваемое по палитре небо. Завершавшее путь по небосводу Солнце на прощание ласкало бетонные улицы мягким, словно от огня в камине, свечением. В преддверии долгой ночи обветшалые стены домов многоэтажной застройки ловили ускользавшие отблески и вбирали остатки тепла, едва не потерявшиеся в бесконечных переулках старого города.

Задняя дверь сложенного красным кирпичом дома, со скрипом открывшаяся в захламленный переулок, выпустила в узкий проход невысокого мужчину. Алые лучи уходящего солнца плясали мелкими бликами и отражались от толстых исцарапанных стекол его очков в потертой оправе, пуская солнечных зайчиков по облупленным стенам. Протискиваясь между скопившегося хлама, он волок чёрные пластиковые пакеты к и без того переполненным бакам. Бросив ношу поверх едва ли не накрывшей его лавиной мусора горы, он поспешил уйти, но остановился от тихого щелчка, раздавшегося в спину.

– Все никак не можешь бросить? – спросил он, не поворачиваясь лицом к неосвещенному углу за пожарным выходом. От долетевшего запаха табачного дыма его лицо исказила гримаса брезгливости.

– Не вижу в этом смысла, – донеслось щебетом певчей пташки с нежными переливами.

– Смысл есть всегда. Было бы желание, – он повернулся к нежданной гостье, поправив сползшую на нос не раз перепаянную оправу очков.

Из глубины переулка послышался тихий звук приближавшихся шагов, и от стены отделилась едва различимая серая тень.

– Здравствуй, тощая злыдня, – приветствовал он и не скрывал, что далеко не рад встрече.

– И тебе привет, очкастый слизняк, – она вышла на свет в сопровождении плывшего в воздухе уголька тлеющей сигареты.

– Они убивают, Эванс, ты в курсе? – скептически спросил он и недовольно сложил руки на груди, закутываясь в растянутый кардиган крупной вязки.

– Поэтому ты с ними порвал? Да, Чан? – выдохнув дым, ответила она вопросом на вопрос, на что он вопросительно изогнул бровь. – А! Так ты про сигареты… Я-то думала, о Ларссонах. Курение по сравнению с ними, мыльные пузыри против напалма, – Эванс бросила сигарету под ноги и растерла ботинком.

– Чем обязан, Костлявая? – грубо оборвал Чан.

– А зачем обычно к тебе приходят? Посоветуй детскую смесь? Ты же теперь в этом спец, – и его покорежило от слов.

– Я выбор сделал и не собираюсь его с кем-либо обсуждать.

– Неужели? И как оно? – с наигранным любопытством спросила она, всматриваясь в спрятанные за толстыми стеклами оливковые глаза, и заметила вспыхнувший гнев во взгляде. – О, жена не в курсе? – и снова щебетала певчей пташкой.

– Представь себе, в курсе, и для неё это не проблема, – огрызнулся Чан, подчеркивая нежелание обсуждать тему семейной жизни.

– Ах, ну да, ты же у нас супер-приз: гей-пассив с богатым прошлым. Мечта любой женщины. Двое детей.… Как ты сумел-то, поведай, Сед? – Эванс скептически скривилась.

– Погугли. Ещё раз спрашиваю, зачем пришла?

Выражение ее лица сменилось с ехидного на озабоченное.

– Мастерс, – бросила она, впившись в него сверкнувшими антимонитовыми иглами во взгляде.

Чан с пониманием кивнул, отпуская гнев.

– Скрыл хорошо, как сумел. Но, Эванс, кто знает, где искать, все равно найдёт…

– И на том спасибо. Достанешь мне копии? – в ее голосе послышалась надежда.