Природа и человек в древнем Египте

Как представляется, и сегодня еще преждевременно делать окончательный вывод об активном обживании людьми Верхнего Египта и широком распространении на его территории в неолите земледелия и скотоводства. С одной стороны, этому должна была препятствовать крайне неблагоприятная для человека экология речной долины [cp.: Шнирельман 1989, с. 228; Perez Largasha 1994, р. 7–16; 1995, р. 80]: мир Нила с его разрушительными разливами и "инфернальной" фауной был незнаком и враждебен первобытным выходцам из саванн. Стоянки ранних переселенцев непосредственно в долину Нила могли находиться в безопасности, лишь располагаясь на возвышенных, недоступных для половодий территориях, к которым относились прирусловые намывные валы, ныне пустынные плато, древнейшие береговые террасы и ближайшие к реке предгорья [см., например: Butzer 1959с, S. 77 (35)–78 (36)]. С другой стороны, естественная среда в окрестностях Нила оставалась пока весьма комфортной [cp.: Endesfelder 1979, S. 46]: в эпоху климатического оптимума голоцена здесь часто выпадали дожди, и в Нил вливалось множество богатых рыбой притоков, берега которых, покрытые растительностью (на значительной площади, вероятно, лесами[19]), являлись идеальным местом для стоянок; уровень грунтовых вод был высоким; животный мир отличался большим разнообразием [Butzer 1958с; 1959с; Murray 1951]. Таким образом, при том, что у неолитических людей, по всей видимости, не было элементарной физической возможности, спустившись в Долину, окончательно в ней закрепиться, у них не было и никакой насущной необходимости это делать. В пустынях Египта на расстоянии от 45 до 80 км от нильской поймы обнаружены многочисленные наскальные изображения гиппопотамов, крокодилов, слонов, жирафов, газелей, антилоп, страусов и других животных, относящиеся исключительно к додинастическому времени и оставленные, как полагают, постоянно проживавшим в этой полосе населением [Butzer 1958с; Davis 1984, р. 81–95; Winkler 1938–1939].

В целом экологическая обстановка в Египте в период распространения здесь неолитической культуры по-прежнему располагала к охоте и собирательству, тогда как осуществлять сев на пойменных землях, по-видимому, удавалось лишь в незначительных количествах и на сравнительно узкой территории: в ближайших окрестностях временных поселений, размещавшихся на возвышенностях долинного рельефа, или на немногочисленных безопасных участках пограничья поймы и саванн. Учитывая масштаб тогдашних разливов, едва ли будет выглядеть большой натяжкой допущение, что микрорельеф поймы Нила в те времена был весьма нестабильным и не мог способствовать прочной земледельческой оседлости; представляется столь же маловероятным, чтобы в Долине тогда же имелись и постоянные пастбища. Подобные мысли согласуются с высказывавшимся ранее мнением, что в Верхнем Египте в V–IV тыс. до н. э. население было преимущественно бродячим [Редер 1960, с. 174]. Полагали также, что рассматриваемому периоду освоения человеком берегов Нила отвечала своего рода промежуточная стадия между бродячим и оседлым образом жизни: дождавшись спада разлива, люди приходили к реке, в удобном месте бросали в только что отложенный ил принесенное с собой зерно и возвращались сюда лишь ДЛЯ того, чтобы собрать урожай, после чего старались отступить подальше от заливных земель; скот отгоняли в предгорья или на приподнятые участки речной поймы, где имелись водные источники [Снегирев, Франков 1938, с. 38–39; ср.: Чайлд 1956, с. 68]. Позднейшие исследования в бассейне главной реки Эфиопии — Омо, имеющей практически идентичные нильским физико-географические характеристики, при этом почти не подвергшейся антропогенному воздействию и потому представляющей собой своего рода уменьшенную модель древнего Нила, привели ученых к аналогичным историко-ландшафтным реконструкциям [см.: Butzer 1971; 1976, р. 18–19].