Природа хрупких вещей

— Делай так, как считаешь нужным, — равнодушно бросил он.

Насколько я могла судить, деньги у мужа водятся, и я спросила, можно ли записать Кэт в ту же школу, куда ходит наша знакомая. Он поразмыслил с минутку и разрешил: да, я могу навести справки.

Через два дня после того, как Мартин уехал в очередную командировку, я повела Кэт в ту школу на собеседование. Оно прошло не очень удачно. Кэт отказывалась вступать в контакт с директрисой: не отвечала на ее вопросы, не пыталась продемонстрировать свои познания. Директриса довольно быстро порекомендовала нанять для Кэт преподавателя для занятий на дому.

— К некоторым детям нужен особый подход, думаю, ваша девочка одна из таких, — объяснила она. — Мне уже случалось иметь дело со столь замкнутыми детьми. Ей будет трудно адаптироваться в такой социальной среде, как наша школа.

Мы с Кэт вернулись домой. Я была сердита, возмущена, раздражена, но Кэт, казалось, ничуть не расстроилась. Возможно, ей действительно лучше заниматься с домашним учителем, но, пожалуй, позже, когда она немного подрастет. А пока, может быть, я сама могла бы поучить Кэт чтению и счету.

Когда Мартин возвратился из командировки, с тремя черными бутылками тоника, я сообщила ему о собеседовании и рекомендации директрисы.

— Думаешь, будет правильно, если я сама стану учить ее этот первый год, пока мы не поймем, как она предпочитает заниматься? — спросила я мужа.

— Конечно, — ответил Мартин с поразившей меня уверенностью в голосе. Похоже, сам он ничуть не был удивлен словам директрисы в отношении Кэт.

И вот, начиная с осени, мы с Кэт первую половину дня посвящаем занятиям. Учимся читать и выполнять простейшие арифметические действия. Из цветных бусин составляем разные фигуры, изучаем карты зарубежных стран, рассматриваем иллюстрированные книги о животных, растениях и драгоценных камнях. Иногда я достаю тетрадку папы и читаю слова, пока мы не находим то, что нравится Кэт. После она пытается написать его. Ее любимое слово — «люминесцентный». Оно и у меня всегда было одним из любимых.

Кэт, при всех ее странностях, рождена для того, чтобы учиться. Все, что я ей рассказываю, она впитывает как губка, хотя вопросы задает редко.

Мне хочется слышать ее голос чаще, чем один-два раза в день, — а один-два раза в день я его все-таки слышу. Но я уверена, что Кэт все сильнее привязывается ко мне, а может, даже и любит меня. А вот с Мартином по-другому. Когда Мартин дома, Кэт ведет себя так же, как и в его отсутствие. Ей нечего ему сказать, а он и не пытается ее разговорить. Мне сразу вспоминаются тревожные слова миссис Льюис, но Мартин, видимо, понимает, что Кэт ему не изменить, а значит, зачем рвать душу?

Год идет к своему завершению. Рождество мы отмечаем тихо. Я украшаю дом к празднику. На убранство трачу часть денег из своего недельного содержания. Приношу лапник и маленькую сосенку, которую мы с Кэт наряжаем, развешивая на ветках самодельные гирлянды. Дом выглядит нарядно, но Мартин в Рождество такой же необщительный. Несколькими неделями ранее я поинтересовалась у него, не желает ли он обменяться подарками. «Нет», — только и сказал он в ответ. Я также спросила, не будет ли он против, если я выберу подарки для Кэт. Он не возражал, но выдвинул условие: подарков не должно быть много, а много в его понимании — это все, что больше одного. Я подчинилась.

Наступает 1906 год, и со дня смерти отца я впервые встречаю Новый год с оптимизмом. Я благодарна, что у меня есть Кэт, которую я опекаю и лелею. Я благодарна, что живу в чудесном доме. Я даже довольна своим браком. Мартин — сложный человек, но он джентльмен: с ним я не знаю нужды, он никогда не поднимает на меня руку. И позволяет мне воспитывать Кэт по своему разумению. Теперь я уверена, что оказалась права в своем первоначальном предположении. Мартин решил, что для него с любовью покончено. Возможно, даже по отношению к дочери, как подозревала миссис Льюис. Он больше никого не намерен любить. И это его главный недостаток: он допустил, чтобы трагедия убила в нем желание любить. Я не знаю, что движет его сердцем, заставляя помогать кузине Белинде. Может быть, долг или чувство вины. Но никак не любовь.

Несчастный он человек, говорю я себе, в одиночестве встречая первый день Нового года. Мартин опять уехал по делам, хотя в праздник вряд ли кто-то ждет его визита. Мне жаль мужа. Искренне жаль. Жаль милую лапочку Кэт: она вырастет, не зная отцовской любви, если Мартин в своем горе так и будет сторониться дочери. Значит, я должна любить ее за себя и за отца до самой смерти.