– Каждодневным страхом лишиться счастья быть живым. Видишь ли, рождённый для радости, человек должен находить её во всём, что видит, что познаёт, чем занимается.
– Ой, выдумаешь тоже! Какое удовольствие, к примеру, от уборки?! Ходишь, пылишь, в грязи возишься… Бр-р! То ещё наслаждение!
– Не скажи… Знавал я одного дворника, за работой которого можно было наблюдать часами. Метла в его руках более смахивала на волшебный жезл! Мусор едва ли не соперничал, дабы добиться чести прикоснуться к гибким розовым прутикам. Причёсанная на пробор трава газонов, крепыши-карапузы цветов с сытыми стеблями и каплями воды на устах бутонов. Да обычный асфальт всегда выглядел празднично умытым, с таким радением этот парень отчищал его! По выметенным им дорожкам невозможно было ходить с унылым лицом! Понимаешь ли, когда этот необыкновенный дворник мёл улицу, то улыбался, не переставая, и всё вокруг отвечало ему взаимностью.
После его ухода округа долго тосковала, пока не пришла в совершеннейшее запустение. Казалось бы – тот же двор, та же трава, и неизменные коричневые жестяные коробки для мусора, стыдливо спрятанные за кирпичной перегородкой, а всё было – «не то».
– Никого не нашлось, чтобы заменить дворника?
– Отнюдь. Работники были. Не было тех, кто бы любил своё дело также, как он.
Мы замолчали, и «…как будто ангел тихий провеял»76
меж нами. Через окно было видно, что под упорным взглядом солнца, не долетая до земли, таял снег, но, невзирая на одолевающую слепоту, он, всё же, успевал крикнуть про то, как часто незрячими делаемся мы, не замечая души в тех и там, где одна лишь её капля сообщает всему то, что принято называть жизнью.Грязная краска
Так бывает: рисует ребёнок часами, но вдруг берёт «грязную» краску, и размешивая воду на листке, стирает всё, что так старательно раскрашивал, прикусив кончик языка. И под серо-зелёными разводами скрывается солнышко с неодинаковыми лучами, больше похожими на макароны, близнецы облаков, разноглазые люди с перекошенными от улыбок лицами и невероятно крупная, выше домов собака с неизменной будкой, пристёгнутой тонкой цепью к ошейнику.
Похожим ребячьим характером обладал и этот день. С утра он трудился над ярким обликом дубоносов, перенимая образ одного из них на всех разом, чертил по линейке трясогузкам хвосты, наносил по трафаретке готические вензеля на манишки дроздов, и исхитрился раздобыть где-то горчичного порошку, дабы припудрить зеленушек. Ну, а как надоело, – тотчас закрасил небо, размазав по нему чёрной краски нервным слоем. И всё! Отвернулся, обиделся, а отчего?
Неужто от того, что лазоревки крУжат бабочками, попарно, и так кружИтся голова у них от любви, что не замечают ничего вокруг: ни деревьев, ни заборов, ни оконных стёкол, ни верстовых столбов. У парней от возбуждения лазоревый чубчик торчком, у девиц спутанность в мыслях и спутан пробор. И всякий он настойчив, а любая она, стыдясь своей увлечённости, вертит по сторонам головой, желая оправдаться перед соседями. Ну, а там-то, – всё тож: кокетство, напускное возмущенье, бег вперегонку77
, понарошку, жеманство и, немного погодя, нежные навсегда узы78. Чаще всего – именно так.Рыбам после – наблюдать с сочувствием из-под воды за тем, как разгорячённые негой пары пьют из пруда, – стоя рядышком тесно, будто бы мало места вокруг, касаясь крыльями и поглядывая друг на друга. Он – с гордостью, заносчиво, она – уже по-матерински слегка, да придерживая под бочок отца будущего семейства, чтобы не уронил себя в воду к рыбам. А тем только и остаётся, что переживать совместно, издали, ибо слишком ещё холодна вода для женатых79
утех. И лишь с очевидной тоской смотрят в ту сторону, куда прошлой осенью ушла лягушка, сильно скучают они по ней, по всему видать.– Скажи, отчего у тебя будка меньше собаки? Она же там не поместится!
– Ты глупый, да? Будка далеко-о-о! И вообще, собаке не место на улице! Она должна жить дома!
– Да ну?! – Лукаво сержусь я.
– Ага! – Хитро смеётся дочь, и добавляет, – Бабушка так говорит!
– Бабушка?! – Я недоверчиво ахаю, и тут же охаю при виде того, как ребёнок выливает разноцветную воду из стакана для мытья кисточек прямо на альбомный лист, и сейчас же, с серьёзным лицом принимается разгонять лужицу, присматривая, чтобы та не переступила через край.
– Ну, и зачем это? – Расстраиваюсь я.
– А потому что! – Дует губы дочь.
– Почему?!
– Чтобы собака убежала с цепи, пока я тут тру… Она же сможет? – С мольбой и надеждой в голосе спрашивает мой маленький ребёнок, в груди которого, как оказалось, бьётся большое доброе сердце. Торопясь успокоить малышку, я быстро-быстро киваю головой, и тоже берусь за кисточку. Теперь у собаки наверняка хватит времени сорваться с цепи, а «грязной» краски, коли будет в том нужда, мы добавим ещё. Столько, сколько потребуется.
Мы