Природа советской власти. Экологическая история Арктики

Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо посмотреть в глубь изменений Крайнего Севера в советский период. Одновременно со строительством предприятий тяжелой промышленности и городов, таких как Кировск и Апатиты, произошел стремительный рост популяций дикого и домашнего оленя. На первый взгляд может показаться странным то, что развитие Севера подразумевало развитие оленеводства и одновременно охрану диких животных. В конце концов, многие ученые описывают охрану природы и кочевничество как препятствие для сталинских плановиков. При более пристальном рассмотрении ситуация оказывается еще более странной. Вопреки распространенным представлениям, оленеводство на Кольском полуострове не было ни пережитком домодерного прошлого, ни традицией, разрушенной государственным вмешательством. Напротив, именно советский режим помог превратить эту территорию в центр «промышленного» и «социалистического» оленеводства. Большинство коренных жителей этой земли до сих пор практиковали смешанный тип хозяйствования, включающий охоту, рыболовство и мелкомасштабное разведение животных вместо крупномасштабного оленеводства411. Внедряя монокультуру как технологию управления, власти использовали оленей для реорганизации сельской экономики и упорядочения этнических отношений между нерусскими сообществами. Я утверждаю, что эта тактика помогла распространить советскую власть в самые отдаленные уголки тайги и тундры полуострова.

Повышение значения оленей в советском хозяйстве зависело от различных форм экологического знания. Доминирующие экономические представления о мире природы как о чем-то, что можно осваивать, подавлять, завоевывать и гармонизировать, нашли свое выражение в противоположных друг другу способах понимания животных и их среды обитания. В частности, некоторые реформаторы восприняли более жесткое направление советского мышления об окружающей среде, поскольку стремились сделать этнические, экономические и экологические переплетения более отчетливо видными, «удобочитаемыми», то есть схематичными, и для этого уделяли первоочередное внимание оленю. В то же время другие занимали более осторожную позицию, предлагая вдумчиво исследовать место животных в кольском ландшафте. В совокупности обе формы знаний способствовали экологическому результату, при котором стада оленей выросли в численности и значении.

По определению Джеймса Скотта, удобочитаемость, схематичность412 – это инструмент, с помощью которого государства манипулируют обществами и природой. Схематичное знание функционирует благодаря стандартизации, упрощению, классификации, абстрагированию и приданию «рациональности» трудным для понимания и не поддающимся упрощению явлениям, что позволяет осуществлять государственное управление и контроль. Скотт приводит в пример заботливое выращивание лесов, создание больших водохранилищ при строительстве плотин, а также использование монокультур в сельском хозяйстве как экологические примеры того, как современные правительства во всем мире полагаются на схематичные знания413. Ученые, государственные деятели и сельские жители обладали похожими практическими знаниями, позволяющими реформировать даже самые отдаленные уголки Кольского полуострова. За годы существования советской власти они применяли эти знания для строительства оленеводческих колхозов, создания заповедников для защиты дикого оленя, поддержания практик одних этнических групп за счет практик других, поощрения исключительно производства оленины среди местных представителей национальных меньшинств, а также объединения многочисленных колхозов в государственные совхозы. Несмотря на то что единообразные и жесткие рамки, которые они навязывали, искажали беспорядочную реальность, такая схематичность обеспечивала пространство для оленей в индустриальной Арктике.