Природа советской власти. Экологическая история Арктики

В отличие от схематичного, «понимающее» (основанное на разуме. – Прим. ред.) экологическое знание414 предполагает понимание конкретных животных и окружающей среды через практическое, коммуникативное и осязательное взаимодействия. Дэвид Андерсон развивает это понятие на примере этнографического исследования эвенкийских оленеводов, которые «действуют и передвигаются по тундре таким образом, который позволяет им осознавать, что животные и сама тундра реагируют на их действия»415. Расширяя теорию Андерсона, Тим Ингольд обсуждает «понимающую экологию» как «знание неформального, несанкционированного вида, передаваемое в контекстах, выходящих за рамки его практического применения. Напротив, оно основано на чувствах, состоит из навыков, чувствительности и ориентации, которые развились в результате длительного опыта проживания чьей-то жизни в определенной среде»416. Такая экологическая интуиция позволяла людям, тесно общавшимся с оленями, взаимодействовать с животными как с живыми существами, с которыми они поддерживали взаимные отношения. Обращаясь к опыту пастбищного животноводства среди коми и ненцев, антропологи Кирилл Истомин и Марк Двайер показывают, что олени и оленеводы проходили путь «взаимной поведенческой адаптации», постепенно научаясь тому, как лучше реагировать на изменения в поведении друг друга417. Способность оленей к пониманию означает, что они не просто ограничивали, вдохновляли и определяли экономическую деятельность в регионе, как неодушевленные объекты типа снега, апатитов и климатических явлений, таких как ветер и низкие температуры. Копытные также реагировали на планы управления ими посредством преднамеренного поведения, как подчинения, так и уклонения.

«Понимающая» экология была свойственна не только оленеводческим сообществам и дикой северной природе. Государственные реформаторы и ученые также извлекали пользу из практических навыков, тесных взаимодействий и интуитивных соображений, которые давали информацию, необходимую для преобразования экономики Кольского оленеводства418. Они все больше осознавали необходимость учитывать этнические различия в техниках оленеводства, проводя время в тундре среди саамов, коми, ненцев и русских. Сталкиваясь с социальными и экологическими проблемами при организации колхозов, партийные активисты использовали недавно приобретенные новые знания для поиска решений. Ученые, занимавшиеся охраной природы, объединили знания коренных народов с собственными знаниями о диких северных оленях и выработали основанную на их личном опыте эмоциональную предрасположенность к этому особому существу. Например, Олег Семенов-Тян-Шанский – ботаник, который принимал Чарнолуского в Лапландском заповеднике в 1961 году, – чувствовал себя глубоко привязанным к животным. Выступая за введение жестких сезонных ограничений в охоте на диких северных оленей, он шел гораздо дальше абстрактного обращения к репродуктивному циклу этого вида и осуждал отстрел тельных самок на третьем триместре беременности как откровенное «варварство»419.

История о том, как кольский олень стал советским, – это история о многочисленных изменениях и поворотах в судьбе этого животного. Она начинается задолго до революции, когда переселенцы из бассейна реки Печоры фактически уничтожили оленеводство на Кольском полуострове, положив начало спорам о национальном вопросе и сельском хозяйстве на досоветском Севере. Эти споры существенно трансформировались в 1920‐е и 1930‐е годы, когда защитники национальных меньшинств, сторонники модернизации сельского хозяйства и экологи, выступавшие за охрану природы, столкнулись в вопросе о судьбе популяций оленей. Радикальные и в некоторой степени насильственные решения этого вопроса включали в себя объявление скотоводческих практик народа коми саамскими и, что еще более важно, советскими. Вскоре после этого стал очевидным конфликт между последствиями успешного восстановления популяции дикого оленя и интересами оленеводов, объединенных в колхозы. Это напряжение сыграло роль в принудительном переселении в 1960‐х и 1970‐х годах животных и оленеводческих общин в два компактных центра кольского оленеводства. Несмотря на относительно недавнее зарождение кольского оленеводства и резкие изменения, которые произошли с ним с тех пор, оно все чаще стало представляться как традиционный источник средств к существованию саамов в позднесоветский и постсоветский периоды. Такой неотрадиционализм представляет собой потенциальный источник политического капитала кольских саамов, несколько затушевывающий факт прочного закрепления оленеводства в экономике региона еще в советское время. С распадом Советского Союза кольское оленеводство потеряло поддержку государства и в 1990‐е годы пришло в упадок.

ВРЕМЯ ПАСТОРАЛИЗМА ПРИШЛО 420