Пришедший из моря - и да в море вернется (СИ)

Пустой зал казался огромным. Сейчас же он был заполнен так, будто сюда собралась не только вся деревня, но ещё и половина соседнего городка. Пабло видел празднество в честь морского бога лишь однажды и не мог даже подозревать, что в пустынной гнилой деревне столько обитателей. Сектанты были один уродливее другого. В зале присутствовали даже те, кто уже несколько лет вследствие происходивших в организме изменений не показывался из дома. Скользкие чудовища в накладных лицах шипели и лаяли, на их телах дьявольской насмешкой смотрелись перешитые человеческие костюмы.

Жрица осматривала собравшихся с высоты своего трона. Никто из жителей не выражал беспокойства по поводу того, насколько внезапно изменились привычки преподобной Ухии. Никому не было дела до Ксавьера, который будто усыхал рядом со своей дочерью и сейчас грудой тряпья примостился у её трона, источая вокруг ужасающее трупное зловоние. Дагон придет в октябрьскую ночь. Дагон примет жертву и пошлет взамен рыбу и золото. Золото из моря – великий бог Имбоки.

Стоя у входа, чтобы иметь возможность в любой момент выскользнуть в коридор, Пабло внимательно оглядывался по сторонам. Никто из местных жителей, стоявших сейчас здесь, не знает о том, что Ксавьер и Ухия – одна безумная химера, тело жрицы Дагона и душа отступника, способ обойти отторжение моря. Они не поверят в такой исход, это не укладывается в их мировоззрении. На голове Ухии сияет шипами золотая тиара. Дагон благосклонен к своей жрице.

Бормотание собравшихся перекрывает голос священника. И вновь тягучей монотонной песней на неизвестном языке льется молитва, изредка прерываемая короткими паузами, во время которых хор чавкающих и шипящих голосов возносил хвалу своему богу. Пабло слушал с мрачной усмешкой на лице и впервые искренне торжествовал, скрывая свое лицо под сушеной маской из человеческой кожи. Сектанты впадали в уже знакомый транс, казалось, переминаясь с ноги на ногу и качая уродливыми головами, они исполняют некий странный танец. Ухия наклонилась вперед, в её руке на длинной цепи покачивался амулет – пирамида с золотым Оком Дагона. Настанет момент – и цепь вырвется из её руки, и пирамида, сверкая гранями, устремится в водную пропасть. Пабло знал, что после таких обрядов море возвращает амулет с ближайшим приливом, - это добрый знак, он означает, что Дагон принял жертву.

Губы жрицы беззвучно двигались. В отличие от остальных, Ухия являла собой сейчас образец сосредоточенности: сведенные на переносице брови, хмурый неподвижный взгляд. Ксавьер Камбарро всматривался в чёрную бездну. Вода в колодце начинала волноваться. Пользуясь тем, что увлеченным своей молитвой рыбомордым уродам нет никакого дела до того, что происходит вокруг, Пабло покинул зал. Всего на полминуты, но и этого ему хватило, чтобы поднести огонек зажигалки к одной из ближайших куч каких-то сломанных досок. Количество хлама, сваленного в коридорах церкви, оказалось поистине бесценным.

Пропитанные бензином доски занялись мгновенно. Не оглядываясь больше на разгорающийся пожар, Пабло бросился обратно в зал и постарался смешаться с толпой. А ещё через несколько минут из коридора потянулся дым. Пожар в церкви охватывал коридоры, перекрывая пути возможного спасения. Дым смешивался с рыбьей вонью и растворялся в ней, маскировался под нее, не позволяя вовремя обнаружить опасность. Погруженные в молитву сектанты опомнились лишь тогда, когда в зал потянулись серые удушливые клубы.

Резкий окрик Ухии на короткое время оборвал начинающуюся панику. Жрица вскинула амулет, выдергивая его из колодца. Несколько храбрецов попытались сунуться в коридор и тут же были отброшены обратно: церковь пылала изнутри. Пабло видел, как растерянно оглядывается священник. Хорхе не мог не догадаться о причине внезапного пожара. Как пастор этой деревни, он должен был спасать своих прихожан, но в единственном выходе из зала бушевал огонь. Оставался только колодец. Чем ближе дым, заставлявший задыхаться и кашлять, подбирался к столпившимся сектантам, тем плотнее они сдвигались вокруг прорубленного в полу хода. Как бы ни была сильна их вера, желающих туда прыгать не находилось, и Пабло успел подумать, что огонь для них является едва ли не лучшим выходом.

Краем глаза он успел заметить, как Ухия, обвивая щупальцами носилки, соскользнула с трона. В одной руке она по-прежнему сжимала золотую цепь, и пирамида с Оком Дагона со звоном ползла за ней по каменному полу. В другой Ухия держала нож, и Пабло показалось, что ладонь жрицы словно опалена от соприкосновения с ритуальным предметом. Море чувствует подмену. Недолго удастся Ксавьеру появляться в чертогах морского бога в обличии дочери. Разве что на длительный срок он и не рассчитывает…