Пришедший из моря - и да в море вернется (СИ)

Возможно, не верх гениальной мысли, но других у меня не было. Меньше чем за час я добрел до выхода из деревни и сразу приметил у дороги два сарая, носивших гордое название гаражей. Если бы паства морского бога собиралась не в добротно отстроенной каменной церкви, а в этих гаражах, мне достаточно было бы пройти мимо и всего лишь чиркнуть спичкой – уверен, две горы старых досок вспыхнули бы мгновенно. В других обстоятельствах я был бы искренне удивлен тем, что с ними этого ещё не случилось, но тогда меня не слишком волновали правила пожарной безопасности в деревне. Я натянул поплотнее высушенную кожу и, стараясь держаться как можно естественнее, зашаркал к двери одного из строений. Там я обнаружил крайне отталкивающего, классического имбокского вида субъекта, который немедленно воззрился на меня своими рыбьими глазами. Я постарался не моргать.

- Чего надо? – проскрипел субъект, впрочем, вглядываясь в меня без особой подозрительности. Здесь, в Имбоке, замкнутость местных жителей была то ли защитной реакцией, то ли просто выражением крайнего безразличия к миру наземному, но в любом случае она не имела никакой личностной подоплеки. Ненавидели здесь только чужаков, но их полагалось приносить в жертву великому богу.

- Дай бензину, - столь же мрачно потребовал я и, ссутулившись, остановился в дверном проеме. – Ящики старые жгу. Не горят.

В тот момент я искренне надеялся, что кашель и бульканье, которыми я так старался подражать местным жителям, сделали мой акцент менее заметным. На более-менее чистом испанском из всех моих знакомых здесь изъяснялись разве что Ухия и Хорхе, причем последний, знавший ещё и латынь, считался в деревне просто кладезем знаний. Все остальные говорили на каком-то жутком диалекте, который я, изучавший в университете классический испанский, поначалу разбирал с трудом. Со временем я научился ему подражать. Полагаю, я был способным учеником, поскольку быстро ухватил основной набор слов и даже смог копировать местный говор. В деревне, где я был единственным иностранцем, приходилось маскироваться особенно тщательно.

- Пошел вон, - безразлично бросил мой собеседник и отвернулся, начиная копаться в какой-то куче мусора у дальней стены. Поразмыслив, я пришел к выводу, что начать выпрашивать всегда успею, но сначала имеет смысл наведаться в соседний гараж. А если и там меня постигнет неудача, остается ещё один вариант: я останусь до вечера где-нибудь неподалеку и, дождавшись, пока владельцы машин отправятся по домам, попросту украду так необходимое мне топливо.

Иногда я задаю себе вопрос, почему я не начал с этого варианта. И тут же без особого труда нахожу на него ответ: самые удачные идеи всегда приходят поздно. Направляясь за бензином, я и не подумал о том, чтобы тайно, не ставя никого в известность касательно моих планов, пробраться в гараж под покровом ночи и вынести канистру. В любом случае, со вторым водителем меня ждала такая же неудача. Я вышел обратно на дорогу и окинул взглядом местность, дабы выбрать, где провести оставшиеся до ночи несколько часов. Мне нужно будет проникнуть максимально незаметно: о взломе гаража и пропаже бензина, пусть даже одной канистры (я полагал, что её мне будет достаточно), немедленно станет известно в деревне. А это неминуемо означало, что Ксавьер будет предупрежден и примет ответные меры – вплоть до организации новой облавы на сбежавшего сына. И здесь, я уверен, меня уже не спасет накладное лицо.

Сутулясь и шаркая, дабы ничем не отличаться от местных жителей, я ушел в сторону и оказался перед заполненной сточной водой канавой, что тянулась параллельно дороге. У меня не было абсолютно никакого желания перебираться вброд через мутную, отвратительно пахнущую воду, однако на том берегу рос густой кустарник, и именно в нём я мог укрыться от посторонних глаз.

Я пересек канаву, погружаясь в воду почти по колено. Теперь мои штаны и обувь приобрели совершенно невыразимый запах, который в сочетании с вездесущей рыбьей вонью давал столь тошнотворный эффект, что у меня кружилась голова. Я устроился за кустом и постарался хотя бы частично отвлечься от окружающего зловония. Я провел в Имбоке уже достаточно времени и должен был адаптироваться к тому, что о свежем воздухе в этой деревне можно забыть, однако у меня не получалось. Я вырос во внешнем мире и никогда не стану таким, как они.

Место для обзора я выбрал достаточно неплохое: за спиной располагался пустырь, где любого прохожего было бы видно как на ладони, так что при необходимости я без труда успел бы укрыться в кустарнике. Передо мной открывался вид на дорогу и уже знакомую мне канаву – он нёс вечную печать запустения и упадка, и от этого зрелища у случайно забредшего в эти края прохожего возникло бы немедленное желание наложить на себя руки. Благодарение Господу, я уже пережил тот период, когда гнилостная атмосфера Имбоки угнетала меня настолько, что лишала возможности здраво мыслить. Я не стал невосприимчивым к этой деревне, но теперь я мог ей противостоять.