Пришелец из Нарбонны

Хуану перенесли в ткацкий цех, а когда она пришла в чувство, Алонсо велел ей вместе с Мануэллой укрыться в еврейском баррио.

— Эли, возьми их с собой к раввину дону Бальтазару, а точнее, к дону Энрике, — сказал Алонсо. — Он позаботится о тебе и о ребенке, — обратился он к сестре, которая невидящим взглядом уставилась прямо перед собой.

— А ты, брат? — спросил Эли. — Разве ты не пойдешь с нами?

— Я останусь здесь. Если за мной придут — живым не дамся…

В ткацкой повисло молчание.

— Фернандо де Баена исчез, — забеспокоился Алонсо. — Гонсало, возвращайся домой. Пусть каждый сам ищет спасения. Ты, Эли, приходи ко мне тайно по ночам, пока это будет возможно. Условный знак: четыре тихих удара в дверь или в окно.

— Я тоже буду приходить, — сказал Гонсало. — Обо мне ты забыл?

Алонсо подошел к сестре.

— Я никого не виню, но те, кого теперь в санбенито ведут на костер, могли не выдержать адских пыток и выдать даже близких.

— Нет! — крикнула Хуана, будто проснувшись ото сна. — Нет, Мигуэль этого не сделал!

— Хуана, я надеюсь, что Мигуэль остался верным, и прежде всего себе. Но таких до сих пор было немного. Нельзя осуждать никого, пока не побываешь в этой шкуре.

— Нет! Нет! — повторяла Хуана.

— Мой друг! Кто может быть уверен даже в самом себе?

— О Боже! За что Ты нас наказываешь? — Хуана вознесла руки к небу. — Боже! Наш еврейский Боже! Оставь нас в покое! Почему ты не позволяешь отойти от себя? Мы бежим от Тебя, а Ты нас повсюду настигаешь. Будь проклят Ты так же, как проклял свой народ!

— Не кощунствуй! — сказал Алонсо.

Хуана поднялась со стула.

— Это ты во всем виноват! Из-за тебя мы бежали из дому. Из-за тебя, безумец! Ты всегда был безрассуден!

— Успокойся, — Алонсо хотел прижать к себе сестру, но Хуана оттолкнула его.

— Уйди! — закричала она. — Не прикасайся ко мне!

В комнату с плачем вбежала маленькая девочка в зеленой шапочке. За ней шла служанка, держа в руках детский кафтанчик.

— Мама! Я видела папу! В высокой шапке! — Мануэлла бросилась матери на шею.

— Деточка моя, — Хуана обняла девочку и прижала ее к груди.

— Мама! — плакала Мануэлла. — Папа был страшно одет!..

— Деточка, — Хуана качала ребенка в объятиях, — где я тебя спрячу? Люди, помогите мне!

— Евлалия сказала, что папа болен, — плакала Мануэлла.

Алонсо заткнул уши.

— Я не могу этого слушать. Заберите ее, — обратился он к служанке. — Приготовьте вещи для доньи Хуаны и Мануэллы. Они собираются в путь. В далекий путь.

— Куда еще, Господи? — Евлалия заломила руки. — Что за страшная жизнь! Иди ко мне, Мануэлла, — она взяла девочку на руки. — Сеньора, пойдемте с нами.

— Иди! Иди! — уговаривал Алонсо сестру.

Когда мужчины остались одни, Эли спросил:

— Неужели для Мануэллы нет спасения?

— Нет, — ответил Алонсо.

— Но надо что-то сделать.

— Что?

— Пойду посмотрю.

— Это безумие, друг мой!

— Хочешь стать жертвой толпы? — вставил Гонсало.

— Что за гадкая смерть — быть разорванным на куски. Побереги свою жизнь, — сказал Алонсо. — Она теперь нам нужнее прежнего. Не будем к этому возвращаться. У меня сердце не на месте — Фернандо исчез.

— Я за него ручаюсь головой, — Гонсало ударил по эфесу шпаги. — Пойду к нему. Прощай, Алонсо, мир с тобой.

Они заключили друг друга в объятия.

— Мы еще увидимся, — голос Гонсало задрожал. — Должны увидеться.

— Я с тобой, Гонсало. — Эли протянул руку Алонсо. — Мир тебе.

Они обнялись.

— Вернусь за доной Хуаной и Мануэллой и отведу их в баррио. Они там первое время будут в безопасности.

Алонсо ничего не сказал, лишь посмотрел вслед уходящим.

На углу улицы Гонсало попрощался с Эли.

Эли остался один.

Колокола уже замолчали. Над пустым городом нависла тишина.

По улицам бродили бездомные собаки и кошки и, как во время эпидемии, рылись в помойных ямах. С писком, рычанием и шипением они набрасывались друг на друга, готовые разорвать соперника из-за вонючих отбросов, и с добычей в зубах скрывались в темных закоулках аркад. Крики истекающих кровью кошек напоминали душераздирающий детский плач.

Люди вышли на процессию, развесив на балконах ковры и дорогие ткани, выставив возле закрытых подворотен цветы в глиняных горшках.

Тишину нарушил резкий звук трубы и барабанный бой. По воздуху прокатилось эхо, словно воинствующий призыв перед кровавой битвой.

Шум безбрежного человеческого моря усиливался. Эли увидел, как толпа в начале улицы, словно поток, вылилась на площадь Огня. Он прочел название этой улицы на новой мраморной доске, недавно прибитой к стене дома. Он узнал площадь, узнал и церковь на небольшом возвышении. Солнце оживило разноцветные плитки мостовой. Высеченный на каменном портале здания инквизиции крест был покрыт зеленой краской. В глубине площади стояли подмостки, алтарь и амвон. Над ними реяла хоругвь с большим зеленым крестом посредине.

Толпа сбивалась и густела по мере того, как приближалась процессия.