Пришелец из Нарбонны

— Но заставлять верить под угрозой меча? Фома Аквинат предостерегал от насилия в вопросах веры. Августин считал, что человек может верить только добровольно. По-видимому, неверно полагать, что все, кроме нашей веры, есть зло, ересь, и, дескать, ересь — преступление.

— Еврейская гордыня, желающая поучать всех на свете!

Наступила тишина. Сквозь маленькое окошко видны были багровые пятна догорающих костров.

— Вчера на твоем месте сидел Мигуэль Таронхи, — сказал инквизитор. — Странно, еще вчера он жил, а сегодня его уже нет. А мог бы жить… Где она, эта граница между жизнью и смертью? Молодости некогда об этом подумать.

У Эли мороз пробежал по коже.

— Задумывался ли ты об этом, юноша?

Эли на какое-то мгновение заколебался:

— Да, минуту назад я подумал: один человек может лишить жизни другого.

— Верно. Иногда мы выручаем Бога, — инквизитор улыбнулся.

— Точно, — согласился Эли.

— Очень странно смотреть на живого, здорового человека, о котором знаешь, что завтра он погибнет.

— От руки человеческой.

— От Божьей.

— От Божьей, — повторил Эли.

— А тебе не приходит в голову, что и ты можешь завтра погибнуть?

— О себе я не думаю.

— А о ком?

— О Мигуэле и других.

— Око за око, зуб за зуб?

— Да.

— Если мы освободим тебя, тебе придется покинуть наш край и вернуться к себе в Нарбонну еще до конфирмации.

— Я приехал на конфирмацию. И до этого времени хочу остаться в еврейском баррио.

— Мы можем дать на это согласие. Там и встретимся. Во второй и, надо полагать, последний раз.

— Надеюсь.

Инквизитор прищурил глаза, но ничего не сказал.

— Я могу идти? — спросил Эли.

— Тебе должно быть известно, что вчера ко мне приходил раввин дон Бальтазар Диас де Тудела. Всю ночь провели мы в дискуссии. Веришь ли ты в силу человеческого слова?

— Не понимаю вопроса…

— Божье слово, воплотившееся в Христа, рассеяно, будто семя, среди людей, и благодаря этому все они пребывают во Христе. А значит, в самой природе человека уже заложена готовность к принятию христианской веры.

— Об искре Христовой говорил мне и фра Антонио, которого вы замучили насмерть.

— Разве ты не готов к тому, чтобы дать прорасти семени и в твоей душе?

Эли выдержал взгляд инквизитора.

— Не хочешь согласиться с правильностью неотразимых аргументов. Ты погружен в свою веру, как ныряльщик, которому уже недоступны ни звуки, ни свет. Неужели ты не хочешь открыться правде?

— Из двух противоположных суждений истинно лишь одно. Но правда в наши времена безоружна, а ложь вооружена. Именно так и можно их распознать.

— Ты видел толпу на площади Огня? Задумывался ли ты, откуда берется столько ненависти к вам? Будь на вашей стороне правда, живущая в сердце каждого, она отозвалась хотя бы у одного человека, как в Содоме.

— Не праведников видел я вчера, но жестокого зверя, взалкавшего крови. Никто не крикнул: «Не убий!» В Содоме не нашлось ни одного праведного. Лишь единственная девушка отвернула глаза — только это смогла она сделать. Ей были отвратительны ваши деяния, но она боялась, как бы ее не приняли за тайную еврейку, боялась сгореть на костре, как Мигуэль. А ненависть, окружающая нас… Разве Иосифа библейского не окружала ненависть собственных братьев, ибо из всех сыновей Иаков выбрал его, как Господь из всех народов выбрал Израиль?

— Ваше презрение! Оно-то вас и погубило! Вы ставите себя выше других!

— Мы маленький народ. На малом теле бросаются в глаза скорее недостатки, чем достоинства. Иаков дал Иосифу шелковую рубаху, а Господь Бог Израилю — Тору, матерь нашей и вашей религии. А вы вместо благодарности платите нам ненавистью.

— Наша религия и ваш Завет… из одного дерева крест и посох, превратившийся в змею за ваши грехи в пустыне. Ваш Старый Завет перестал существовать с тех пор, как Бог позволил язычникам сжечь Храм в Иерусалиме.

— Его уже один раз подняли из пепла. Из горящего Второго святилища ангел унес золотые ключи от его врат — а это знак, что мы его возродим и в третий раз.

— Сказки для простачков. — Инквизитор махнул рукой. — И ты в это веришь? В Агаду не верят даже сами талмудисты. Знаешь Талмуд? Мидраш[95] и Гемару[96]? Продирался ли ты сквозь эти дебри хитросплетений?

— Это океан, по которому можно плыть всю свою жизнь и ни разу не увидеть берега, ибо человеческий век слишком короток.

Инквизитор покачал головой.

— Красиво сказано, что ни говори.

— Это единственная в мире Книга. Она написана десятками столетий и сотнями мудрецов.

— Однако много ядовитых гадов поселилось в этом океане! В Талмуде сказано, что неевреи не имеют души, а потому и не воскреснут. Рай создан только для вас!

— Поэтому-то вы и устраиваете для нас ад на земле.

— Я уже это слышал.

— В Талмуде сказано: «Язычник, творящий добро, стоит более, нежели законоучитель в Израиле». И еще: «Где найдешь след человека, там есть и Бог».

— Обращенные раввины, такие как Иероним де Санта-Фе, Пабло Бургос и другие великие талмудисты-выкресты, находили иные цитаты. Например, что творением человеческим считается только народ еврейский.