Пришелец из Нарбонны

— Покажешь ему сандаловый ларчик с игрушкой на Ханукку. — Эли отдал подарок Хосе Мартинеса Нафтали. — Выбирайте короткое оружие — кинжалы и кортики.

Они вышли из синагоги и попрощались на площади Давида Кимхи.

Эли рухнул на постель. Кровь стучала в висках, и каждый удар сердца — словно падение песчинки в клепсидре. Ложась одна на другую, они неумолимо приближают завтрашний день. «Боже, дай мне силы, и пусть не задрожит ни сердце, ни рука. Как я это сделаю?» Сколько надо еще сделать! Сегодняшний день перейдет в завтрашний, до последней секунды. О последней секунде лучше не думать. Ни в одной книге нет приказания «думай!», но есть приказание «верь!». Мысль — это конец веры и начало поражения. Эли повернулся на спину, положив руки под голову. Стал смотреть в потолок. Он был чист, хорошо побелен перед завтрашним торжеством, в котором и он сам примет участие. Все предметы в комнате отражали дух спокойствия и невозмутимости. Так будет завтра и всегда. Он потянулся за кувшином, налил себе вина, залпом выпил его. Увидел в окно раввина дона Бальтазара, как тот вместе с Даниилом, Хаиме, Энрике, палермским и гранадским раввинами и медиком Иссерлейном направлялись на второе богослужение в синагогу. Чуть сзади следовал Йекутьель. Он мог бы остановиться и сказать, какое пало на того подозрение, но ему не хватило смелости. А может, и Дову не хватит? Но это не смелость. Дов — шпион инквизитора. Поэтому он и не ответил на вопрос: «Откуда у тебя эти сведения?» Поэтому он и сеет подозрения… Ничтожный трус, он не осмелится встать перед раввином, испугается суда. А если не испугается?

Он встал, несколько раз прошелся. Нагнувшись, вынул из-под кровати переметные сумки, достал кинжал в ножнах из сафьяновой кожи. Эфесом служила козья ножка. Подарок отца на день конфирмации. «Даю тебе тефиллин — вещь для Бога, а кинжал — для людей, если нападут на тебя в темном переулке или в лесу. Сопротивляйся, будь неустрашим, и подлецы испугаются. От опасности не беги — догонят. Стыдись бегства. Помни, Бог приходит на помощь храбрым». Эли приложил клинок ко лбу и почувствовал холод металла. Он дотронулся до острия, и мороз пробежал но коже. Этого чувства он давно не испытывал. Неужели это страх? «Я еще не умираю. Меня еще не ведут на костер. Я жив, и во мне жив страх». Он уселся на постель и одной рукой начал тереть задеревеневшую шею. Снова выпил вина. «Боже, только не лишай меня завтра сил!» Он мысленно представил черепашью шею инквизитора и вздрогнул. Широко расставив ноги, сделал несколько резких движений, будто наносил удары по невидимому врагу.

Вдруг кто-то толкнул дверь. Эли заткнул кинжал за пояс.

Вошел слуга Абу-эль-Гассан.

— Имам, — сказал он.

— Имам? Ах, да! Проси!

VI

Это был высокий худой старик с большими черными глазами. Белая чалма закрывала лоб до самых бровей. Белым был также халат, подпоясанный зеленой перевитой шалью.

Он поздоровался по-кастильски, назвав Эли сыном Израиля.

Эли отвесил низкий поклон.

— Для меня большая честь — визит столь необычного гостя, — Эли продолжал кланяться, — простите, что я позволил себя опередить. Мне следовало…

Имам прервал его, махнув рукой:

— Духовник — это врачеватель, он сам навещает нуждающихся. Главное — найти средство. Ты мне только скажи, сын Израиля, чем может быть тебе полезен слуга Аллаха?

— До сих пор я не имел случая находиться среди мусульманских духовных. Ваша мудрость и мое невежество вселяют в меня робость.

— Аллах любит прямой путь. В Коране не найдешь витиеватого слова. Двуличный теряет Аллаха, как и Аллах теряет двуличного. Говори, юноша, и слова, рожденные в чистоте сердца, будут им услышаны.

— Коран — кладезь мудрости.

— Ты знаешь Коран, сын Израиля?

— Я с величайшим стыдом уже признался в своем невежестве.

— А ты бы хотел узнать Книгу, которую ангел Джабраил вручил Магомету?

— О, да, конечно!

— То же сказал мне и твой слуга, Абу-эль-Гассан. Так вот, прежде всего я скажу тебе, что наша религия — самая невзыскательная и самая простая. «Ла илаха илля-ллаху ла Мухаммадун расулу-л-лахи». Что значит: «Нет никакого божества, кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник Аллаха». Произнеси искренне эти слова, и ты почувствуешь себя мусульманином.

— Я вовсе не хочу быть мусульманином.

— Не беда. Однако послушай, что сказано в Коране: «Нам — наши дела, а вам — ваши»[117] и «Не возлагаю на душу тягот, что вам невмочь». Поэтому держись своей веры, сын Израиля, ешь, пей, услаждай свое око, как говорят у нас друзьям.

— Благословенные слова.

— Магомет широко открыл объятия, принимая к себе всех… Во второй, самой длинной суре Корана написано: «Мы уверовали в Аллаха и в то, что ниспослано нам, и что ниспослано Ибрахиму, Исмаилу, Исхаку, Йакубу и коленам, и что было даровано Мусе и Йсе, и что было даровано пророкам от Господа их. Мы не различаем между кем-либо из них, и Ему мы предаемся»[118].

— Я этого никогда не слышал и никогда бы не предположил… Магомет действительно обнял всех… Хотел обнять…