Пришелец из Нарбонны

— Откуда ты ждешь помощи, сын Израиля?

— Не знаю, наверно, от Бога, если Он завершит дни своего возмездия. Долгие это были дни. Дни благодеяний так коротки, будто Господь боится, что тогда человек будет с легкостью грешить.

— Аллах милосерден и любвеобилен.

— На земле нет ни милосердия, ни сочувствия. Все милосердие и сочувствие Бог приберег у себя на небесах, словно скупой свои драгоценности, а людям не оставил ничего.

— Было время, когда Израилю оказывалось сочувствие. В Аравии существовало княжество еврейского племени, Кайнукаа[123] называлось. «Примите ислам, передал им Магомет, и будет это щедрым даром для Аллаха». Но еврейские старейшины княжества Кайнукаа так ответили пророку: «Неужели Аллах столь беден, что нуждается в наших дарах?» И за это их постигла заслуженная кара.

— Что означает эта история?

— Для спесивых нет ни милосердия, ни сочувствия.

— То же самое сказал инквизитор Сан-Мартин. В жестокости все религии похожи друг на друга.

— Издеваешься над собственной? Ты — неверующий, сын Израиля? В Коране сказано: неверующие были прокляты устами Хусейна и Йсы, сына Мариам.

— Исайя и Иисус? В одном ряду?

— Не веришь? Евреи — самый упрямый народ. И для Магомета самые заядлые враги. Мусульмане по своей любви к ближнему сродни христианам. Как сказано в Коране: «Ибо среди них настоятели и монахи, и они не спесивы». Хусейн, как и Ибрахим, был ханифом. Он верил в Магомета еще до его рождения и предсказал его пришествие. Поэтому в Коране написано: «Устами Хусейна».

— Исайя и Иисус суть огонь и вода. Но… Коран говорит разные вещи — то осуждает, то хвалит евреев. Магомет не всегда говорил одинаково.

— Что значит «одинаково»? Разве зимой и летом одинаково тепло? Разве старик услаждает своих четырех жен так же, как и молодой супруг? То, что мы называем «день», утром и вечером выглядит по-разному. Только Аллах остается неизменно тем же самым. Магомет не был ни Владыкой, ни духом, он был всего лишь человеком.

— Архангел Гавриил, как гласит ваша вера, принес Коран от Владыки, значит, Коран — божественен. И если Владыка неизменен, Коран тоже должен быть неизменным.

— Мы говорим на разных языках.

— Но до сих пор понимали друг друга.

— Я шел сюда с добрыми намерениями, полон благих пожеланий.

— А я надеялся.

— Я рассчитывал здесь встретить одного из тех сынов Израиля, кто в поиске истины нашел ее в исламе. Ваша религия побуждает, но не дает утоления жажды истины.

— В религии правдой служит вера. Верующий не ищет истины. Ее ищут философы, ибо они сомневаются. Кто перестал верить в одно вероучение, веры в другом не найдет. Разве что привыкнет, как привыкают ко лжи.

— А еретик? — глаза имама загорелись черным огнем.

— Еретик — это не тот, кто перестал верить. Он верит истовей, чем другие.

— Останься на своем берегу, у тебя опасные мысли, пагубные для людей. И бойся раввинов более, чем христиан.

— Я боюсь только Бога. Отца моего народа. Это необходимо, ибо грозит уничтожение. Я верю в Бога и мой народ, бессмертный, как и Бог. Он дал миру Единого Бога, хотя и три религии. Что значит спесь и иные обвинения перед лицом страданий? Обвинения придумывают у себя в канцеляриях церковные чинуши. Какой народ преследовался столь жестоко? Преследование заостряет мысль. Для христиан Христос искупил грехи мира на кресте… Израиль — это народ-мученик, своим мученичеством он искупил вечность. Будь вина хоть вдвое больше, она бы давно была смыта. Может, где-то в самом начале произошла ошибка, когда Господь удостоил нас особого внимания? Дорого же мы платим за Его и нашу вечность. Согласно вашей вере, судьба принадлежит одному человеку, но не только одному. Она принадлежит целому народу.

— Да… да… — имам поднялся с кресла и направился к двери. — Прервем разговор в самом тонком месте. Сын Израиля, твой ум открыт для истины куда более, чем говорят твои уста. Отыщи дорогу к мечети. Я живу неподалеку. Приди, и мы продолжим разговор. Сейчас я оставляю тебя одного, — улыбнувшись, он поклонился и вышел.

VII

Где Йекутьель? Эли искал его в темных коридорах, ведущих в библиотеку раввина дона Бальтазара. В библиотеке тоже никого не было — раввин дон Бальтазар еще не вернулся со второго богослужения.