Пришельцы

Олег Ольшанский встал на постой к участковому Голощапову и ночевал на летней кухне, накрываясь вместо одеяла овчинным тулупом, от которого исходил кисловатый домашний дух, утрами пил чай с медом и - уходил до вечера. Обедал в колхозной столовой, где кормили до отвала и дешево, а ужинал с Голощаповым, стариком немногословным и мудрым. Ольшанскому во всех отношениях было хорошо, но вот следствие... Начать хотя бы с того, что изобличать было, собственно, и некого и не за что. Болван Витька Ковшов нарыл ям возле конторы. Тут все ясно. Если общественность настоит, кинут Витьке пятнадцать суток за мелкое хулиганство, и - до свидания. Зауряднейший в сущности случай. Но вот остальное... Над селом, раскинув совиные крылья, реет Великая Тайна, она, эта Тайна, не отдает холодной жутью, она добра и лукава. Ольшанский раскаивался, что упустил Никиту Лямкина, причастного, судя по многим фактам, к событиям не столь как жертва, сколько как, может быть, их творец. Лямкин многое сказал, но еще больше знает, однако, он ушел в неизвестном направлении. Конечно, при современных средствах связи и оповещения найти бродяжку не составит труда, но как его вызвать на полную откровенность?

Нет формальных причин допросить председателя колхоза Ненашева, насторожен и главбух Суходолов. Эти люди вольно или невольно стали" соучастниками в производстве чудес, сотрясающих последние недели село Покровское.

...Было утро.

Ольшанский курил на скамейке в полисаднике сигарету и думал.

Вчера полковник, доставленный в виду неординарности событий на вертолете, ничему особенно не удивился, уверенный в том, что все скоро прояснится. Он сказал свое обычное:

"Нас на мякине не проведешь!" Эксперты с радиозавода, поначалу скептичные, через полчаса поснимали пиджаки и полную ночь сидели в магазине, изучая товары народного потребления, изготовленные неизвестной фирмой, потом единогласно заявили, что все - добро, подброшенное в торговую сеть весьма оригинальным способом, следует немедля погрузить, опломбировать и доставить скорым ходом на завод, где есть лаборатории, конструкторское бюро, где есть наконец люди, способные, наверно, разобраться в устройстве и принципе работы представленных аппаратов.

- Мы до сих пор в полном неведенье! - признались эксперты, забывшие поужинать и позавтракать.

Полковник Иванов сказал свое обычное: "Нас на мякине не проведешь!" но сказал он эти слова не так твердо и самонадеянно, как всегда: полковник всю ночь ходил по магазину, чесал затылок и раскидывал мозгами он не смог сложить факты в систему и выстроить гипотезу, по которой надлежало спешно приступать к действию. Он понимал теперь капитана Ольшанского, имеющего в активе ноль без палочки. Ольшанский пожимал плечами, мялся, намекая на то, что, может быть, в самое ближайшее время будет иметь в кармане ключ к отгадке странных происшествий в селе, но пока, по его разумению, следует ждать и бдительно - присматриваться к течению здешней жизни и ни в коем случае не забегать вперед событий.

- Ты собрался год прозябать в этой столице? - поинтересовался полковник официальным тоном.

- Если потребуется, то и год.

- Вот даже как! А кто твою работу в городе делать будет? О том ты подумать не удосужился?

- Не удосужился.

- Шутки в сторону. Неделю тебе еще дам, а больше и не проси.

- Слушаюсь, - про себя же Ольшанский подумал:

"Я добьюсь своего любой ценой. Пусть увольняют - была бы шея, хомут найдется. Устроюсь куда-нибудь юрист-консультом, тишайшая должность!"

Итак, было утро.

Следователь по особо важным делам сидел на скамейке в палисаднике, курил первую сигарету, наблюдал окрестности между прочим и выстраивал в голове планы розыска. За спиной Ольшанского с полотенцем через плечо стоял участковый Голощапов в майке, милицейских штанах и глубоких калошах на босую ногу. Участковый радовался пригожему деньку, с тихой умиротворенностью любовался своим селом, которое за этот пригожий день многое успеет

Напротив пенсионер Иван Васильевич Протасов, учинивший вчера в магазине скандал, вывел серого в яблоках жеребца по кличке Маршал и начал его седлать.

Голощапов сел рядом с Ольшанским на скамью и сказал, кивая в сторону Протасова:

- Старый, а - дурак. Ну чисто ребенок: игрушку купил, и душа у него винтом закрутилась - смотрите, люди, я верхом катаюсь, в новом седле сижу. Его бы надо в каталажку за хулиганство, а он, вишь, гоголем ходить, тьфу на тебя, барсук!

- Все мы ребятишки в сущности, - ответил Ольшанский и загасил сигарету о камешек, специально подобранный заранее для этой цели. - Заводной дедок.

- Сильно уж глупый.

- Глупость, она надолго, - задумчиво сказал Ольшанский. - Она насовсем. Ты вот что мне освети, уважаемый, что за человек ваш Суходолов?

- Который это? Гришка, что ль?

- Ну, главбух?