Пришельцы ниоткуда

— У меня тоже. Вы очень занятный народ. Порой у меня даже возникает желание быть васком. Но вы представляете собой анахронизм, хотя подобный анахронизм мог бы существовать, при толике удачи, очень и очень долго. Может, даже и вечно... Я часто бываю вестником несчастья, Арги. Я или мои коллеги. Во имя всеобщего блага мы уже разрушили или ниспровергли многие мечты, и не все они были плохими.

— Вы действительно собираетесь разрушить нашу мечту?

— Прежде чем ответить, неплохо было бы узнать, какова она — ваша мечта. Пока что я видел лишь ее внешнюю сторону — вашу жизнь горных пастырей.

— Наша мечта... Даже не знаю, как вам ее описать. Но я попробую... Вы видите нашу простую жизнь — работу от восхода до сумерек в повиновении Закону Праотца, в душевном спокойствии, в согласии с самим собой и со всем миром... Иногда, когда я иду по склону гор по утренней росе, или в тумане, или под дождем, когда я добираюсь до вершин лицом к ветру и вижу перед собой горы и долины, мне кажется, что я представляю собой одно целое с землей! О! Мне бы следовало быть поэтом, как Эррекальт... Это уверенность в том, что завтра будет таким же, как и сегодня, как и вчера, как и всегда, что все хорошее таким и останется. И в то же время есть на свете приключения, прибытие чужестранцев, рассказы наших матросов о далеких островах, опасностях... Единство с семьей, деревней, нашим народом... Да и не знаю... Долгие вечера у очага, зима, легенды, старые легенды, которым веришь только наполовину, но которые все равно рассказывают, потому что они есть кровь нашего народа, и без них он исчезнет. Не знаю, Акки. Ваш вопрос следовало бы задать Эррекальту или Калаондо. Но превыше всего — чувство принадлежности. Принадлежности к моей расе, к этому, такому прекрасному миру, который пока что принадлежит нам, или который был нашим, если вы у нас его отнимете. Пьянящие капли росы, которые по утрам срываются с листьев папоротника на лицо, мягкий лиловый мох под босыми ногами...

— Одна девушка из этого мира мне уже говорила примерно то же самое, Арги, одна берандийка, — герцогиня Анна.

— Какая она? Красивая, гордая, жестокая?

— Красивая и гордая — да. Жестокая? Не думаю. Полагаю, вы бы хорошо поняли друг друга, несмотря на то, что вы очень разные. Вы ее, вероятно, увидите, если Хассилу удастся их разыскать.

— А ваша мечта, Акки. Какая она?

— Я могу говорить лишь о своей собственной, Арги. Я не могу говорить за Хассила, или его народ, или за пятьдесят тысяч человеческих сообществ Союза. Я даже не могу говорить от имени моих соотечественников-новатерриан, ведь я полукровка. Я — феномен, потому что принадлежу к уникальному в галактиках типу, представляя собой продукт скрещивания земного человечества с человечеством другой туманности. Редчайшее стечение обстоятельств позволило землянам и синзунам произвести на свет общее потомство, и я не думаю, что во Вселенной существует еще один подобный казус. Наша, новатеррианско-синзунская мечта? Боюсь, она будет вам непонятна. Мы несем в себе проклятье двух рас: ненасытное любопытство людей и демоническую гордость синзунов. Моя мечта? Вперед, всегда вперед, все дальше и дальше в материальной Вселенной, в этой вселенной познания, вперед в тщетной погоне, поскольку Космос слишком велик, а знание безгранично... За переделы Галактик и Времени, если бы это однажды стало возможным! И все же мы несем в себе то же стремление к простой жизни, к миру, которое привело сюда и вас... Возможно, мы тоже ищем нашу мирную планету, но безнадежно, потому что в наших душах нет мира и покоя, и никогда не будет. А пока мы поднимаем наши стальные корабли к звездам, устремляемся из одной части космоса в другую, и когда мы координаторы, как я сейчас, мы разрушаем мечты других народов во имя более великой, но так еще пока и не сформулированной четко мечты, — мечты о человеческой Вселенной.

— А... другие, от которых вы происходите, какие они?

Он улыбнулся:

— Это не чудовища, Арги. Это люди, или почти люди. Единственная существенная разница состоит в том, что на руках у них четыре пальца. Я вас успокоил? Если бы они не были столь близки к нам, никогда эти два вида не смогли бы смешаться. У них тоже раскосые глаза, как и у меня, и...

Его прервал тихий звонок. Акки включил переговорное устройство:

— Да, Хассил?

— Акки, я только что засек передовые колонны берандийцев. Они уже вышли из леса и начали продвижение по долине. Они гораздо ближе, чем думают васки, и нападут, вероятно, уже завтра днем. Пока что никаких следов Бушрана и герцогини я не обнаружил, но лес буквально-таки кишит врагами...

— Не врагами, Хассил, — берандийцами!