Присягнувшая Черепу

Заприте людей в душной темной камере, обещайте им единственный выход – кровавую мучительную смерть, и они, в большинстве, ночь напролет проведут без сна, на тысячу ладов воображая грядущие ужасы. Сознание начинает мучить само себя, не дожидаясь палача с топором, сложенных у столба дров или первого камня из толпы. История полна рассказами о людях, которые входили в тюрьму в здравом уме, а выходили навстречу разнообразной судьбе буйными безумцами.

Коссал с Элой были не из таких.

Установив, что выхода нет и бесполезно скрести стены ногтями, что, по всей вероятности, нас принесут в жертву дельте (с точки зрения этих двоих, благоприятный исход), они выбрали на бугристом полу местечко поровнее и немедленно уснули. Храп Коссала вплетал басовую партию в ровное глубокое дыхание Элы. Покой – один из величайших даров Ананшаэля; кто проводит жизнь, готовясь к встрече с богом, не ужасается его приближению.

Чуа продержалась дольше.

– Так я и знала, – заговорила она после того, как Коссал с Элой уснули.

– Что знала? – спросила я.

– Что умру здесь.

Рук сидел рядом со мной, прислонившись к прохладной каменной стене.

– Мы еще не умерли, – сказал он.

– Умрем.

– Однажды ты выжила в дельте, – напомнила я. – Двенадцать дней в одиночку.

– В одиночку – десять, – возразила она. – Два первых со мной был Тэм.

Я пыталась выделить в сплошной черноте тень человеческой фигуры, но скоро отступилась и закрыла глаза.

– Что с ним случилось? – спросила я. – Как он погиб?

– Я его убила.

Рядом со мной шевельнулся Рук. Я представила, как он всматривается в непроглядную темень. Молчание длилось долго.

– Зачем? – наконец спросила я.

– Решила, что нож добрее. Добрее, чем пауки, крокодилы, ягуары и квирны. Я не ждала спасения. Ни для него. Ни для себя.

Нехорошо было об этом спрашивать, и я не представляла, как спросить, но мне был нужен ответ.

– А он знал? Что это ты…

– Я заколола его во сне. Он проснулся, взглянул мне в глаза и умер.

– И от этого ты надеялась убежать за несколько сотен золотых монет? – спросил Рук.

– Я уговаривала себя, что получится. – Помолчав, Чуа договорила: – Я знала, что не убегу. Дарованная страна у меня внутри.

– Что за бред? – В голосе Рука слышалась не столько злость, сколько усталость, хотя слова были резкими.

– Спасения нет ни для кого. Если кто и уходит, он уходит другим. Страна превращает его в нечто иное.

Я, восьмилетняя, снова ощущала витки удава на своем теле, снова раз за разом рубила ножом змею, а потом, много позже, – грудь отца, горло матери, и кровь обжигала мне руки, а в горле застревал собственный крик.

– Эти суеверия оставь для жрецов, – проворчал Рук.

Он не мог заглянуть мне в память. Не видел через разделявшую нас жаркую темень, как дрожат мои руки.

– Дельта – обычное место. Может, опаснее многих, но все равно это просто земля и вода, растения и животные.

– И кое-что еще, – тихо сказала Чуа.

Я вытянула себя из воспоминаний.

– Ты ее видела?

– Ее – нет, – ответила Чуа. – Двух других, Синна и Ханг Лока. В первый раз я увидела их сразу, как убила Тэма. Они следили за мной с другого берега протоки. Я сперва приняла их за людей, стала звать, но какой человек стоял бы на топком берегу нагим, без лодки, без копья, зато с такими прекрасными и ужасными глазами?

– Что они делали? – спросила я.

– Смотрели. Они день за днем следили за мной. Я десять раз думала, что они ушли, но за следующим поворотом, за следующей стеной камыша видела их снова. Они скользили по дельте, как тени или солнечный луч.

– Для любителей кого-нибудь убить, – заметил Рук, – эти ваши боги, сдается мне, слишком часто дают кому-то уйти живыми.

– Я была слишком слаба для охоты, – ответила Чуа. – От змеиных и паучьих укусов у меня почти не работала левая рука. И половину крови я отдала реке. В охоте на меня не было азарта.

– Может, они и в этот раз нас отпустят, – сказал Рук.

– Нет, – отрезала Чуа. – В этот раз я пойду в дельту на смерть.

– Откуда ты знаешь? – спросила я.

– Чувствую.

– Свет доброй Интарры! – взорвался Рук. – Как это ваши Трое умудряются у всякого отнять рассудок? Я готов признать, будто там что-то есть, что-то невероятное. Допустим даже, кшештрим. Но значит ли это, что мы должны отбросить всякую логику и сотрясать воздух лишь зловещей бессмыслицей?

– Захвати свою логику в дельту, – посоветовала Чуа. – Каждому нужно, умирая, за что-то цепляться.