Присягнувшая Черепу

– Болевые точки, – буркнула я.

– Не шутка! – фыркнул он. – Никогда не думал, что от тычка в локоть бывает такая боль.

– Я бы больше била в голову, но ты ее оберегал. Довольно трусливо.

– Кто бы говорил? Не знаю, сколько пришлось колотить тебя по ребрам, пока ты наконец не раскрылась.

Что-то в его голосе заставило меня улыбнуться.

– Рада, что не так легко далась.

– Год войны дался мне легче.

– По-моему, одно или два сломаны, – заметила я, опасливо ощупав свои ребра.

– Я хотел довести дело до конца, – кивнул он, улыбнувшись почти виновато.

– Как любезно! – сквозь зубы процедила я.

Он посмотрел на меня своими зелеными глазами и, наклонившись, поцеловал в лоб. Я стерла кровь у него под волосами. Выпрямившись наконец, он укоризненно покачал головой:

– Если тебе нужен любезник, не стоит искать его в «Ярости Ришиниры».

– Тебя я нашла в храме, – напомнила я.

Рук погрустнел:

– Теперь нового исполнения Антрима лет десять ждать. – Он искоса взглянул на меня. – Хочешь, сходим послушать?

– Что? Через десять лет?

Он, по своему обыкновению, пожал плечами:

– Только если тебе захочется.

– Захочется, конечно.

Я попыталась улыбнуться, скривилась и обошлась кивком.

10

– Разбитые кулаки, сломанный нос, эти плечи, зеленые глаза и прямой взгляд… – Эла прикрыла глаза, всматриваясь в представившийся ей образ. – Понимаю, чем он тебя привлек.

Неожиданно для себя я осознала, что ревную. Я не могла сказать, что люблю Рука – пока еще не могла, но надеялась полюбить. Во всяком случае, я вернулась в Домбанг, чтобы постараться его полюбить, и вовсе не хотела, чтобы другая жрица облизывалась на него, подглядывая из темного угла. Даже если эта жрица вошла в рашшамбарские легенды.

Не ведая о моем смятении, Эла с удовольствием попивала та. И только отставив чашку, сказала:

– Удачное решение устроить первую встречу в банях. Хочешь рассмотреть мужчину – постарайся увидеть его целиком. Опять же…

– Я тебя не заметила, – перебила я.

– Свидетель должен свидетельствовать. Без этого никак.

– Где ты была?

– Достаточно близко, чтобы расслышать все, что требовалось. И рассмотреть. – Она томно улыбнулась. – Не знаешь, откуда у него шрам на бедре?

Откинувшись на стуле, она накрашенным ноготком обозначила линию на своей ноге.

– Знаю, – сердито бросила я. – Копьем ткнули в джунглях.

– Люблю мужчин со шрамами, – одобрила Эла и, кивнув на трактирных прислужников, прибавила: – Эти недурны, но уж слишком гладенькие, как статуэтки. Тронешь их – точно из фарфора. Из теплого фарфора.

Она шевельнула бровями.

– Я думала, ты день и ночь следишь за мной, – удивилась я.

– День и ночь! – Ее смех поплыл по ветру, как звучный и чистый звон гонга. – Слишком уж это утомительно. Ты успела обежать весь город, рисовала знаки, убивала, мылась в банях…

Она даже не понизила голос, перечисляя мои похождения.

– Чтобы следить за тобой день и ночь, мне бы пришлось отказаться от мирных радостей Домбанга. Кам с Кео заскучали бы вдвоем. – Она кивнула на болтающих у стойки подавальщиков, затем пожевала губами и поправилась: – Нет, конечно, им и вдвоем не скучно, но хочется думать, что я обогатила их новым опытом.

– А как же долг свидетеля?

Эла, потянувшись через стол, потрепала меня по руке:

– Не ревнуй, Пирр. Я и тебя не забываю. Правда, половину вахт взял на себя Коссал, но в свой черед за тобой присматривать, поверь, я глаз с тебя не свожу.

– Когда не заглядываешься на Рука.

– Того требует мое благочестие, – подмигнула она.

Я чуть не подавилась этим словом.

– Ничего себе благочестие – заглядываться на его шрамы и плечи. Ты жрица Ананшаэля!

– И потому обязана проверить, полюбила ли ты его, прежде чем отдать богу.

Я вытаращила глаза:

– И для этого ты шляешься по баням, разглядывая голые ляжки?

– Шляюсь… – Эла скривилась, словно раскусила кислый плод. – Какое некрасивое слово. Я большей частью плавала на спинке.

– Поза ничего не меняет.

Эла поджала губы:

– Ты еще поймешь, как важна поза – если это правильная поза. – Она отставила глиняную чашку и, склонив голову к плечу, окинула меня взглядом. – Над твоей, кстати, я бы поработала.

Не в первый раз наедине с ней я ощутила под собой пустоту. Легкость, с которой она переходила от бедер Рука к благочестию и обратно к вольностям плоти, кружила мне голову, выбивала почву из-под ног. И ее интонации мне никак не давались. Вот кажется, что ее темные глаза смеются надо мной, а вот уже улыбка, блеск безупречных белых зубов в изгибе губ представляется подарком, обещанием разделить со мной, и только со мной, заветную тайну. Я никак не могла сообразить, обижаться мне или отвечать на улыбку улыбкой.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – ответила я, словно девочка, не знающая ни любви, ни жизни.

– Конечно…

Она плавно поднялась с места, покрутила головой, разминая шею, подмигнула мне и знаком предложила: «Вставай!»

– Куда идем?

– На частный причал за моей комнатой.

– Зачем это? – прищурилась я.

– Займемся твоим образованием, – улыбнулась Эла.