Присягнувшая Черепу

Эла не отбила его. И даже не стала уклоняться. С первым движением моего ножа она быстро и плавно отступила, как заслышавшая музыку танцовщица, уронила поднятые руки и прогнулась назад, от меня. Она завершила движение одновременно со мной. Я, сделав выпад на всю длину руки, коснулась острием ножа ее шеи – коснулась, но порезать не сумела.

– Вот видишь? – подмигнула Эла.

Казалось бы, вопрос означал окончание схватки – если это можно было назвать схваткой, но пока жрица не отменила приказание ее убить, я продолжала попытки. Следующий удар вышел неловким, я неуклюже выдвинула вперед ногу, не отводя ножа от ее горла. Мне требовалось дотянуться всего на палец дальше, до просвечивающей под ее кожей артерии. Эла предугадала мою атаку, и опять ее движение совпало с моим. Нож по-прежнему касался ее кожи, не причиняя вреда.

Я впервые видела такую открытую демонстрацию боевого искусства. Среди жриц и жрецов Ананшаэля поощряется скромность. Людей легче отдавать богу, если те видят в тебе колесника, садовника, галантерейщика – кого угодно, лишь бы не члена ужасного ордена Присягнувших Черепу. Поэтому Рашшамбар в первую очередь учит быстроте и простоте. Если можешь убить одним ударом, не трать двух. Для таких опасных и впечатляющих игр, какую вела сейчас Эла с моим ножом, почти не остается места. Впрочем, Эла всегда выделялась среди других жриц. Шелковые ки-паны в Рашшамбаре тоже нечасто увидишь.

Она улыбнулась мне поверх полоски блестящей стали.

– Ты совершенно неправильно представляешь себе любовь.

Теперь я, можно сказать, прыгнула на нее, но и от прыжка вышло мало толку. Не знаю, чем я себя выдала, но Эла явно успела приготовиться. Я отступила назад, опустила руку в нижнюю защиту, обманно замахнулась рукой с ножом, а ударила правой, напряженным кулаком. Только Эла не воспользовалась открывшейся возможностью, а шаг в шаг сдвинулась за мной, развернулась вслед за ножом, так что клинок, опускаясь в нижнюю защиту, вспорол шелк ее платья. Она оказалась совсем рядом. Я чувствовала ее жасминовый аромат, я, стоило склонить голову, могла бы ее поцеловать. Она улыбнулась, и я на миг застыла в изумлении.

Она коснулась моего лба над бровями.

– Ты думаешь, любовь живет здесь… Или здесь… – Она ткнула меня в середину груди и тут же нахмурилась, повела бровью. – Ты убивай, Пирр, не отвлекайся.

Я нанесла удар ножом в живот, сквозь диафрагму в легкое. Вернее, нанесла бы, если бы она не ушла в сторону, пропустив клинок мимо себя. Мой нож, разрезав шелк на талии, провалился в пустоту. Я, не сумев остановить размашистого движения, споткнулась о ее выставленную ногу и неуклюже повалилась на мостки.

– Видишь? – повторила она.

Это слово начинало действовать мне на нервы.

– Убийство – не твое личное дело. Оно происходит не у тебя в голове. А здесь… – Она раскинула руки, как бы обнимая целый мир. – В отношениях между двумя телами.

Я медленно встала и снова повернулась к жрице. Мне удалось отсечь аккуратный лоскут ее ки-пана, но кожа под ним осталась невредима. Я подбросила нож, взяв его старинным антеранским хватом, и вытащила из ножен парный. Посмотреть на Элу – с тем же успехом я могла держать в руках пару картофелин.

– И с любовью то же самое. Ты исходишь из того, что все дело в тебе, в том, что происходит у тебя внутри, втайне от мира. Это не так. Любовь не в тебе и не в твоем любовнике. Ею нельзя владеть, как грудой золота или стадом свиней. Любовь здесь. – Эла указала на пустоту между нами. – В пространстве между людьми.

Я продвинулась на полшага к ней, испытывая это пространство, подбирая расстояние, позволявшее убить, не будучи убитой.

– Такое есть везде, – буркнула я. – Между всеми.

– Не притворяйся тупицей, Пирр. Дело в природе этого пространства.

Она внезапно развернулась ко мне спиной. На сей раз я не медлила. Пошла на сближение, ведя один клинок сверху, другой снизу, навстречу друг другу. Эла, не оборачиваясь, за миг до соприкосновения поймала оба моих запястья. Невероятно: даже жрице Ананшаэля не по силам отразить атаку не глядя. Впрочем, я тут же заметила отражения ее карих глаз и насмешливой улыбки в оконном стекле.

– Вот, например, эта позиция неправильная, – легко, словно не чувствуя моего вложенного в клинки веса, заговорила она. – Как в убийстве есть движения, без которых оно не убийство, так и в любви есть такие, без которых это просто заигрывание, ласки или соитие.

Пожав плечами, она развернулась, отодвинула мои клинки и оказалась на свободе.

Горячее рваное дыхание обжигало мне горло. Эла в каком-то шаге от меня оглядела свой ки-пан, провела пальцем по дыре и с сожалением покачала головой:

– Ты знаешь, Пирр, есть и другие способы снять с женщины платье.

Она взяла оставленную на перилах чашку та и сделала большой глоток.

– Для тебя все к тому и сводится? – огрызнулась я.