Присягнувшая Черепу

Я снова попыталась приподняться и на этот раз сумела сесть.

– Ты убила другую жрицу за то, что для нее не все сводилось к плоти?

Эла долго разглядывала меня сквозь завесу струй, после чего делано вздохнула:

– Я надеялась уделять больше времени новым нарядам, чем твоему образованию.

– Кто тебе мешает?

– Надо полагать, никто, кроме моего непомерно разросшегося чувства долга.

Последнее слово в ее устах должно было звучать шуткой, но она произнесла его без улыбки.

– Бедняжка Тариан вообразила, будто в ней есть нечто большее, чем все, что можно увидеть и пощупать, – пожала плечами Эла.

Шагнув ко мне, она протянула руку. Я без особого доверия приняла ее помощь. Она была сильней меня и, легко подняв на ноги, придержала за плечо. Постаравшись забыть о боли в боку, я обдумывала новую атаку.

– Она хотела быть не просто сердцем… – Эла коснулась пальцем моей груди. – Не просто лицом. Не просто теми восхитительными органами, что скрыты под кожей. Не понимаю. Лицо у нее было прекрасное – большие карие глаза, соблазнительные губы. Я извлекла ее сердце, чтобы рассмотреть, – никогда не видела такого милого сердечка.

– Может быть, – незаметно вывертываясь из-под руки жрицы, проговорила я, – не стоило извлекать его раньше времени?

С последним словом я изогнулась в бедрах, ухватила ее руку на своем плече, развернулась в поясе и швырнула ее на мостки. Она упала навзничь, а я тут же оказалась сверху. Бок при этом как ножом проткнуло, но я не собиралась поступаться добытым преимуществом. Мои кулаки молотами опускались на ее лицо. Эла поймала меня за запястья.

– Она была еретичкой, – повторила жрица, словно мы не дрались под проливным дождем, а преспокойно сидели в кабинете какого-нибудь чиновника.

– Из-за веры, что в ней не только кровь и кости?

– Именно. Чем бы ты, Пирр, была без своей крови? – Она в несколько приемов оторвала голову от причала, чтобы кивнуть на мою шею. – Я и сейчас вижу, как она бьется у тебя в жилах. Что за драка без крови и костей? Какой в ней смысл? Отрицая все это…

Она имела в виду все: и теплый, как кровь, дождь, и лиловый синяк неба, и наши сцепившиеся тела.

– …Ты отрицаешь саму жизнь.

– Мы не жрицы жизни.

– Ты еще вовсе не жрица, – напомнила Эла. – Однако, если пройдешь Испытание, вынесешь из него одну истину: без жизни нет смерти.

– По-моему, ты собиралась объяснить, что такое любовь.

Под дождем пальцы Элы уже не так крепко держали мое запястье. Я глубоко вздохнула, перекатилась на бок, извернулась, на полмгновенья почувствовав себя свободной, и тут же осознала свою ошибку: у Элы тоже освободилась рука и немедля вцепилась мне в волосы, а потом жрица перевернулась и ударила меня лицом о доски. Вырваться я сумела, но она проворно, как угорь, навалилась сверху, сжала коленями поясницу, а возникший из-под обрывков платья крошечный ножик приставила мне к горлу. Мне все заслонили мокрые доски перед глазами.

Эла промурлыкала мне в ухо:

– Я вот что пытаюсь тебе объяснить. Мы – это наши тела. Что мы с ними делаем, то мы и есть. Вот эта поза… – она лезвием постучала мне по шее, – почти убийство…

И нож в мгновение ока исчез. Она подсунула ладонь мне под голову, прижалась к щеке своей мокрой щекой.

– И почти любовь… – Ее ладонь чуть сдвинулась, ласковое касание превратилось в хорошо знакомую мне хватку: за миг до перелома шеи. – И снова почти убийство…

Я обмякла в ее руках, приготовившись встретить всеобъемлющую тьму. Эла выпустила меня, текучим движением поднялась на ноги и, опершись на перила, устремила взгляд на занавешенный дождем город. Мне удалось приподняться настолько, чтобы уставиться ей в спину. Она снова заговорила – казалось бы, все тем же лениво-легкомысленным тоном, но в голосе прозвучала новая нота, или проявилась та, что прежде была скрыта в глубине, – нота, почти неразличимая слухом, зато отдававшаяся в костях.

– Любить – это как убивать, – сказала она. – Ты любишь всем своим существом – или вообще не любишь.

11

Когда предрассветная темнота заилила жаркий и тихий город, кто-то бешено забарабанил в мою дверь. Первым делом я потянулась за ножами: сбросила легкую простыню, подхватила клинки с тумбочки у кровати и только потом скатилась на пол. Обычно лежа вступать в бой не слишком удобно, но бой еще не начался, а я слишком много часов потратила на освоение приема: «Постучись, дождись и бей», чтобы на радость противнику в полный рост подходить к двери.

«Будь там, где не ждут», – старая рашшамбарская премудрость.

Грохот прервался, уступив место мужскому голосу:

– Пирр!

У меня еще слипались заспанные глаза и ныли кости после заданной Элой трепки, но менять позицию я не собиралась. Не дождавшись ответа, в дверь снова загрохотали: похоже, уже не стучались, а норовили выбить. Я кончиком ножа бесшумно откинула крючок.

– Пирр, – снова рявкнул ночной гость, – меня командор послал!