Ну, — он первым подал пример, ухватившись за ручку на передней стороне, — Поехали! Горючее притащим позже — а пока нужно установить, и подключить трубы! Трубы перетащим вторым заходом. Керосин — в последнюю очередь. Ёмкость же для переноски хотя бы нескольких литров горючего, найдём, думаю, на кухне!
Рука, когда освободили её от парки и свитера, выглядела отвратительно.
Кэтрин Джонс, врач Андропризона, ещё сильней нахмурила тонко выщипанные брови. Но от комментариев воздержалась: поскольку рядовая Труди Либкнехт, в соответствии с приказом старшего сержанта, сходу сообщила суть проблемы. Но Жизель, к этому времени почти потерявшая способность говорить разумно и внятно, и сама понимала, что посиневшая кисть и до сих пор кровоточащие рваные раны ничего хорошего ей не сулят.
— К сожалению, госпожа Глава Совета, у нас, тут, в Андропризоне, не предусмотрено автохирургов. Но я постараюсь вспомнить, чему меня учили в Высшем. Для начала сделаем обезболивающий укол. И введём антибиотики. Возможно, сейчас, когда вы вернулись в тепло, кровообращение восстановится. И всё с вашей рукой будет нормально. — но тон, которым были сказаны эти слова, заставлял как раз — сильно усомниться. В том, что кровообращение вернётся. И всё будет в порядке.
Вот же б…ство!..
Жизель молча кивнула, поддерживая повреждённую руку другой рукой: боль за те несколько минут, пока они дошли до медотсека, только усиливалась, и сейчас её жутко мутило, и кружилась голова. Из последних сил она старалась не морщиться и не орать.
А очень хотелось!
Гос-споди! Она уж
Доктор Джонс между тем времени не теряла. Перетянув руку у плеча резиновым жгутом, всадила ей в предплечье полный шприц прозрачной жидкости — у Жизель даже не было сил спросить, что это. Впрочем, вкатывая через буквально минуту второй шприц почти в ту же точку, Кэтрин просветила её сама:
— Это был неоновокаин. Обезболит за пару минут. А сейчас — лапрозол. Любую инфекцию нейтрализует за пару часов. Вам уж
И правда — боль, что заставляла слёзы наворачиваться на глаза, и стискивать зубы, чтоб не вопить благим матом, быстро отступала! И вот уже Жизель может сидеть на стуле выпрямившись, а не согнувшись в три погибели! Она повернулась к рядовой:
— Благодарю, рядовая Либкнехт. Свободны до распоряжения.
— Ну, нет, рядовая! — Кэтрин жестом ладони остановила двинувшуюся было к двери Труди, — Присядьте лучше пока вон там, в углу. На табурете. Сейчас уважаемую госпожу Бодхен развезёт от наркоза, пусть и местного, и в её каюту нам с вами придётся её везти на каталке. Так что не уходите и ждите. А вы, госпожа Глава Совета, ложитесь-ка на операционный стол. С ручкой-то вашей предстоит повозиться. Промыть, прочистить, зашить, вправить. Работёнка как минимум на час. Так что сделаю ещё местный. И ремнями привяжу. Чтоб не дёргались. И не мешали мне. И сестре Дженифер. — и, кинув взор в сторону двери в ординаторскую, с облегчением, — Ну, наконец-то!
Сестра Дженифер как раз вплыла в операционную, поправляя перчатки на толстеньких ручках, и мерно колыхая всеми своими ста двадцатью килограммами. И щурилась она глазами над маской на Главу Совета, уж
Впрочем, может, она на всех пациентов так смотрит?..
Новую местную анестезию Жизель всадили уж
Голова укушенной закружилась, и появилось чувство, что она — воздушный шарик. Который только ремни, крепящие её тело к столу, и удерживают от того, чтоб взлететь!
Зато наконец пропала тошнота. Правда, перед глазами поплыли радужные круги. И в ушах зазвенело — так что слова, которыми перебрасывались доктор и сестра, казались бессмысленным гулом. А ещё бесило ощущение того, что комната кружится вокруг неё… И хоть сознания она и не потеряла, всё дальнейшее напоминало кошмарный сон.
Хорошо хоть боли действительно больше не было…
Зато понятно стало, почему доктор ждала сестру. Та действовала, надо признать, иглой и кетгутом очень споро и профессионально…
Печку установили в спальне. Правда — поближе к распахнутой двери в ванную.