С трубой проблем не возникло: соединили легко и плотно все найденные на складе отрезки трубы и колена: узкие концы плотно входили в раструбы-утолщения на противоположных сторонах. И даже остались лишние секции. Похоже, такого рода «индивидуальное» отопление предусматривалось на Базе для высшего офицерского состава — как раз на случай аварии общего котла. Так что систему отвода угарного газа проложили, подвешивая состыкованную трубу с помощью кусков проволоки к имевшимся в потолке скобам. И подсоединили к отверстию вентиляции в стене — легко. (Немецкая педантичность — даже в мелочах!) Открыть оба клапана вентиляционного отверстия Андрей не забыл.
Посланная на кухню, и в тот склад, где она обнаружила ёмкости с горючим, Анна, вернулась с десятилитровой алюминиевой кастрюлей, доверху наполненной керосином.
Магда не удержалась от шпильки:
— Похоже, готовить в
Анна растянула рот в лисьей улыбке:
— Не думаю, что нам предстоит много готовить в ближайшем — да и отдалённом! — будущем! Поскольку консервы готовить смысла нет — они уже готовы! Но кастрюль там осталось ещё штук… Тридцать! Уж как-нибудь, думаю, обойдёмся. — кастрюлю Анна поставила прямо у печки.
Андрей буркнул:
— Хватит пикироваться. Мы ещё не обустроились. И от нападений из Андропризона не отбились. И нам вполне хватает проблем и без обсуждения нашего кулинарного будущего! А сейчас — ну-ка давайте сюда эту самую кастрюлю.
Осторожно и аккуратно, чтоб не пролить действительно вонючую и слегка загустевшую от холода жидкость, он залил её в горловину бака, расположенного сбоку «бочки», и чуть выше её — явно для поступления горючего в систему трубок и форсунок печи самотёком. (Как не вспомнить Великую Отечественную! Танки Красной Армии, заправляемые этой самой солярой, зимой, на морозе, заводились легко, а вот капризные бензиновые движки нацистских Пантер и Тигров делать это в холод — отказывались!) Затем он попробовал осторожно покрутить управляющий краник — есть! Капельки жидкости прошли по системе подводящих трубок, и выступили из отверстий жиклёров!
Заметно это стало по тому, что верхняя поверхность фитилей, устроенных как в старинной керосинке, только куда б
— Ну, дайте спички кто-нибудь! — в протянутую руку Магда тут же вложила коробок! — И молитесь!
— И о чём молиться?
— А о том, Жаклин, чтоб чёртов керосин от времени не разложился на составляющие! Впрочем, надеюсь, холод не позволил ему это сделать…
Чиркнув спичкой, Андрей поджёг от неё скомканную бумагу — какой-то официальный циркуляр с грифом и гербом наверху — и поднёс к дальнему фитилю.
Тот закоптил вначале, но вскоре разгорелся отличным ярким пламенем!
Андрей поспешил поджечь остальные две форсунки, каждая — с две ладони длиной. Бумагу, ещё тлеющую, бросил в поддувало печи. Та вспыхнула, и быстро угасла.
Андрей довольно осклабился, чуть подвернув вентили:
— Порядок! Теперь у нас есть, на чём жарить и варить! — он постучал ладонью в перчатке по толстой плоской площадке наверху печки, располагавшейся над горелками, — И одежду сможем сушить, если рядом с печью натянем несколько верёвок! В условиях лютого холода, как учит Амундсен, главное — сухое и тёплое бельё! Натуральное шерстяное. Ну, и эскимосская одежда. Они, то есть — иннуиты! — живут в ней всю жизнь!
— Ага. Живут. И даже, насколько я помню курс истории, сексом занимаются через отверстия в этой самой одежде! И не моются никогда! Вместо этого обтираясь снегом, и натираясь тюленьим салом.
— Мы обтираться не будем. У нас и тюленьего сала-то нет. Зато мыться пока — точно не предстоит. Пока воздух хотя бы в ванной не нагреется до плюс пятнадцати!
Полюбовавшись минут пять на то, как горят фитили форсунок, и убедившись, что и пламя и жар ровный, Андрей прибавил «газку»: подкрутил краник подающей трубки, и пламя выросло до доброго десятка сантиметров. А поскольку ударяло оно в самую толстую, верхнюю, часть печки, бояться, что та прогорит, не приходилось. Андрей сказал:
— Уходя, двери прикрываем. Нам нужно, чтоб помещение — тьфу ты — комната! — нагревались! А сейчас — двинули-ка мы вниз. Разгружаем все нарты. И в первую очередь те, где продукты и вещи.
На разгрузку и переноску в первую комнату всего многочисленного и весьма тяжёлого добра, что умудрились позаимствовать со складов девочки, ушёл час. Андрей, и без того уставший, как собака, еле сдерживался, чтоб лишний раз не подгонять своих, как ему казалось с голодухи, еле ковырявшихся и ковылявших подчинённых. Но он помалкивал: понимал, что это, вот именно — с голоду и непривычной усталости…
Зато когда всё перенесли, обнаружилось, что даже передняя комната нагрелась уж
Андрей попросил:
— Жаклин и Элизабет. Пожалуйста. Организуйте нам приём пищи. Тьфу ты — ужин!