Приступ

— Правду. Что их сын или брат взялся не за своё дело. За дело воина, которое он не сумел сделать. Не сумел главного: исполнения приказа.

— Они… они возненавидят меня! Они отомстят!

— Тогда убей их первым. Время любви для тебя, Алу, прошло. Правители живут в ненависти. Привыкай.

— Я… я не хочу…

— Тогда готовься к смерти. Ты слишком умён, богат, удачлив… на тебя начнут охоту. Просто потому, что ты лучше. Просто для того, чтобы такого «лучше других» — не было. Это же так здорово — втоптать возвышающееся: сразу чувствуешь себя выше. Выше вершины. Если тебя быстро не убьют, то… В луже жидкого дерьма тоже можно найти преимущества. Там тепло. А при насморке и запах не мешает.

Сотня Алу была пропущена «через пальцы». В цифрах: в бою за Киев — двое погибших. При установлении дисциплины — 27. Последние семеро — децимация. Подразделение, допустившее мятеж, нападение на командира, не может быть оставлено безнаказанным.

Это — гуманизм. Правила Рима, но не «Ясса Чингизова». По Яссе за преступление одного убивали десяток.

Коллеги, вам что больше нравится: убить одного из десятка преступников или десять, виновных лишь в том, что они служили вместе с преступником? Мне? — То, что позволяет привести подразделение «в чувство». На длительный период, с минимальными потерями.

Ночь победы. Ночь взятия неприступной крепости. Ночь торжества и героизма. Ночь убийств, изнасилований и грабежей. Ночь великой славы и мелкой мерзости. Мелкой, но много.

После того, как из надворных построек вытащили кыпчаков, оттуда стали высовываться головы местных. Преимущественно — растрёпанные простоволосые бабы. Вид моих гридней, рубивших кыпчакам головы на колоде, откуда обычно отправлялись «в последний путь» — в суп — местные пернатые, произвёл впечатление.

Киевляне боятся кыпчаков. Уже к концу дня по городу пошла молва, что есть ещё «серые», «всеволжские», «зверятичи», которые поганых как курей режут. Все решили, что зверятичи ещё страшнее половцев. Но вот к добру ли это или к худу — мнения разошлись.

«Враг моего врага — мой друг». Всегда ли это истина?

Прибежал Николай. Порыдал, поголосил над телом своего приказчика. Собрал коней и сани, вывез отобранное у джигитов, прихватил взятое в самой усадьбе. Пришлось притормаживать теперь этого, объяснять обоим. Да и остальным невредно напомнить. Что — остаётся в подразделении, что — идёт в общий котёл.

Мои это знают. Но Николай норовит прихватить всё. А кыпчаки, естественно, всё себе оставить.

Правило простое: остаётся то, что необходимо для функционирования подразделения и выполнения боевой задачи. Если у бойца гожие сапоги — вторые не надобны. А если негожие, то нужно заменить. А первые выкинуть. Любая неуставная хрень в вещмешке или вьюке даст дополнительное утомление бойца и коня. Что приведёт к дополнительным смертям. Не обязательно самого несуна. Но мне-то живыми нужны все.

Вот, вспоминаю я те дела давние, ты пишешь про геройства всякие. А понимаешь ли — откуда что взялось? Откуда явились мои гридни? Ведь не из чудо-ларца «два молодца одинаковых с лица». А панцирь у Алу под халатом? Его рубили, а не зарубили. А та зажигалка, которой Пантелеймон на башне щёлкал? Всё прежде надо было сделать. Вырастить. Прежде. Не зная наперёд. Не думая вовсе ни об этих воротах Лядских, ни о площади перед Святой Софией.

«Дорога — это направление, по которому русские собираются проехать». У меня — дорога широкая. Захват у меня такой. Я эту дорогу выбрал. Не от сильно большого ума и заумных рассуждений, просто сложилось так. Повернулось бы иначе… у каких-нибудь зулусов в жарких странах… было б чего-то другое. Только человек-то прежний. «Долбодятел длительного действия» — не может не долбить и не длительно действовать. Свойство такое.

— Любим, ребят на башне сменить, ворота закрыть. Недобитки из города сбежать норовят, да и в город всякие… чужого-добра-любы потянутся. Турму лучников, турму мечников.

Чего они переглядываются?

— Господин Воевода. Турма мечников — много. Половины хватит.

— Сам поведёшь? Хорошо. Командуй.

— Первый котёл — мой. (Это Любим — Салману.)

И убежал.

— Салман, о каком котле речь?