Приступ

Я, энергично продирая жёсткой мочалкой на длинных завязках себе спину, деловито объяснил:

— Киян. Мужиков тамошних. С сотню, думаю, наверняка. Может, и больше.

Недоумение, непонимание. Переходящее даже в страх. Пребывание в одной комнате с сумасшедшим…

Кивнул на стену:

— Там — двор.

Не, не поняла.

— Ты кричала в ту дырку (показал на уже заткнутый душник). Чего нам туда и лезть пришлось. Митрополит, мать его, богатенький. У него в покоях окна везде стеклянные. На зиму забиты, законопачены. А душники не везде есть. Тепло берегут, живут… в духоте. Чего съели — тем и дышат.

Ох, как хорошо мочалочкой по бокам пройтись!

— На дворе ныне народу полно собралось.

— И… и все слышали…? как я… как ты меня… как я про… и мои?

Я снова радостно улыбнулся.

— Конечно! И моих сотни две, и твоих десятка два. И местных с полсотни.

— И… и сын?

— Насчёт княжича не знаю. Но кто не услышал — тем перескажут. Да ещё и прибавят по уму своему.

Она, снова наливаясь краской, поднесла руки к лицу, попыталась закрыть глаза ладонями.

— Матка бозка… святый боже… стыд-то какой… опозорена-обесчестчена… пред людьми, пред всем миром…

Связанные рукавами моей рубахи руки оказались у неё перед глазами. Вдруг, придя в ярость, она, выкрикивая что-то неразборчивое, принялась рвать эти вязки, визжа и ругаясь. Пропотевшая ткань рубахи легко уступала бешенству её пальцев, но сам узел…

«Святая Русь» меня многому научила. Перевязка ран, фиксация переломов. Или вот такие: иммобилизирующие для здоровых. Пока здоровых. С болезненными последствиями вплоть до летальных или просто неснимаемые — по настроению завязывателя.

Она продолжала рваться, но не долго — безуспешность занятия постепенно доходила. Визги и ругань теряли экспрессивность и громкость, переходя в тихие слёзы.

Получилось. Аттракцион «говорящая женщина»… э-э-э… «громкоговорящая женщина» — прошёл успешно.

Давненько я собирал коллекцию текстов и режиссуры. Со времён «древнеегипетского» послания Кудряшка посаднице в Елно. Аннушка в Смоленске очень разнообразила своими «криками страсти». Софочка внесла немалую лепту.

Теперь я суфлировал монолог, «на лету» проводя аранжировку накопленного материала.

Посадницу ненароком убил Сухан. Аннушка удачно вышла замуж, прекрасная портниха, счастлива, иногда применяет тогдашние акустические наработки в семейном кругу. Софочка уехала, вволюшку попив моей крови, в Саксонию. Ныне, поди, там… выразительно звучит.

Каждая постановка уникальна. И по исполнителям, и по декорациям. Реплики сходные, но…

Подобных нынешней «акробатической» — мизансцен прежде строить не приходилось. «Смертельный номер: секс под куполом цирка. Без страховки, батута и репетиций». Барабанная дробь, «урежьте туш, пожалуйста». «Не то с небес, не то поближе раздались страстные слова…».

Ас-Сабах показывал своим ассасинам «говорящую голову». «Голова» рассказывала курсантам как хорошо в раю, как во всём прав «Старец Горы», как важно слушаться начальника. Что Пророк ну прямо исходит любовью к исмаилитам вообще и к «Старцу» особенно. Курсанты кайфовали, балдели и уверовались. Потом «говорящую голову» тайно отрубали от наивного тела и публично выставляли как улику «прямого вещания из рая».

Я не шейх, поэтому голову Агнешки рубить и на показ выставлять не буду. Гумнонист, извините. Да и жалко — волосы хороши.

Ещё радует, что остался «в правовом поле». В смысле: в рамках УК РФ. Здесь, сами понимаете, ни — УК, ни — РФ, но мне приятно.

Прикидывая возможные варианты, я придумал три. Чтобы склонить Агнешку к произнесению актуального текста требуемой направленности.

Можно было просто изнасиловать. Или — «с особым цинизмом».

Можно было запугать болью тела, подвесив, к примеру, под кнут. Не обязательно ж насмерть. Можно и легонько, чисто для повышения отзывчивости и восприимчивости. К моим рекомендациям. А уж потом, по свеже-поротому…

Можно было шантажнуть её сыном. Уже начал прикидывать монолог о его возможной судьбе. На основе одного Пердуновского эпизода.

Тогда в Паучью Весь пришли находники, мы туда прибежали ночью под дождём, влезли тайком в селение. И наткнулись на племянника одного из моих людей. С которого прохожие сняли кожу. Живьём. На глазах его матери, родственников и соседей. Освежевали мальчишку. В целях получения финансовой информации.

Там это произвело на меня… сильное впечатление. До сих пор помню шум ночного дождя, запах свежей крови в смеси с водяной пылью, моих блюющих от зрелища людей…

Можно было дать ей яркое, красочное описание процесса с известными уже, из моего святорусского личного опыта, деталями реализации…

УК РФ трактует все три варианта как преступные. Не только физическое насилие, но и психическое. Когда процесс происходит с согласия, но полученного с применением явной угрозы жизни и здоровью жертвы или близких.

Здесь удалось найти и реализовать четвёртый вариант.

Но вот что меня смущает: я грозил ей «карой божьей», настаивал на следовании «Символу веры». А вдруг в очередной редакции УК РФ и это будет квалифицированно как явная угроза жизни? Посмертной, например. Или — здоровью. Духовному.